Молчание. Осмысление.
— Но у нас есть время… Целая неделя… Проклятье! И не уйти…
— Вот напасть! — сам того не замечая дервиш начал растягивать слова, вторя гармонии напева брата — каландара.
— Как всё было умно задумано… Как красиво… Но нельзя перехитрить шакала… Нельзя взлететь выше орла… Нельзя убежать от гепарда…
— Мы сделали это. Мерзкий Джабраил посрамлен и обманут. Поэтому оставшееся время, — голос дервиша окреп, — надо прожить достойно.
Только были произнесены эти слова, как оба дервиша обнажили в страшном оскале зубы и в две глотки прорычали:
— Муруган!!!
Этот вопль наполнил келью, растекся по пустым коридорам разрушенного храма, возвысился над щербатыми стенами до самого неба, и в этот миг горы, долину и храм сотрясло землетрясение. Стены покачнулись, каменное крошево осыпалось вниз, над некоторыми ранее разрушенными комнатами не выдержали перекрытия, и упали потолки…
Но дервиши не шелохнулись.
Они знали, что попадут в райские сады не сейчас, не от этой дрожи земли.
У них ещё есть неделя.
Семь последних дней жизни.
***
В ночь перед отплытием в Крым Василий Грач обходил дозоры когда его, бредущего во тьме, окликнули. Сначала Василию показалось, что это ветер шумит, но вдруг рядом отчётливо раздались слова:
— Грач, здесь я.
Воин положил руку на рукоять сабли, готовый выхватить её или, если врагов будет много, обернуться птицей. Вдруг во тьме появилась высокая фигура: белые волосы, белые усы и борода, белая рубаха до травы. Василий, узнав гостя, горько усмехнулся. Грач, предводитель гонимого, презираемого всеми степными племенами народа имел честь видеть одного из высших волхвов — светодара.
— О, смотрите, кто снизошел до нас — старый крылатый пёс. И как только белые крылья принесли тебя в наш проклятый угол и не запачкались? — спросил Грач, презрительно скривив губы.
Старик ответил строго:
— Не смейся, Василий. Я стою перед тобой не для того, чтобы сравнивать цвет наших перьев.
— Говори старик быстрее, что надо? А то вдруг мои воины услышат. Как мне им объяснить твой приход?
Волхв поклонился, коснувшись пальцами травы, и, разогнувшись, пропел:
— Зачекай, зачекай Васыль пока я молвлю. Дай душу открыть, дай горе излить. А потом запроси, хош любаву, хош потраву.
Василий, как зачарованный, поклонился в ответ, пропел:
— Зачекаю, зачекаю, не потяну мослы. Дай и мне горя свого, дай и я поплачу.
Встали оба, протянули руки, переплели их по обычаю магических народов крест — накрест, уперлись лбами, уставились, глаза в глаза, не моргая.
— Весь я пред тобой как на длани, — начал волхв. — Ни псом крылатым прибыл, на своих ногах босых да истомленных дошел. Горе у меня, Василий Грач, враг ты мой покровный. Выгнал я тебя с твоих земель родных своим языком поганым. Малый — малый он, а горя много приносит и хозяину и всем кто рядом. Но прощенья за былое не прошу, потому как поверни время вспять, также всё сделал бы из нова.