Чертыхальски сделал попытку обойти пастора, но Василий сделал шаг в сторону и остановил его плечом.
— А ты попробуй.
Томас окинул взглядом фигуру соперника: кровь с молоком, наверное, футболом занимался... Американским... Встретил на корпус плотно — чувствуется опыт. Короткая стрижка, нос боксера — с неоднократно сломанной переносицей, брови покаты, подбородок тяжелый, чисто выбрит. Посмотришь — и не за что пнуть, весь такой гладенький, розовенький, а глаза бесцветные, трезвые, холодные, как у коронера.
— С дороги, — прошептал Тихоня.
Он не любил драк, не умел драться, да специально этому и не учился, хоть возможностей было много.
— А ты попробуй, — Фф ещё шире улыбнулся.
Ох, как не хотелось разворачиваться и уходить, но что делать? Бросаться с кулаками? Начать толкаться? Он что похож на идиота? Томас чуть кивнул, как бы прощаясь, развернулся спиной к пастору и, сделав шаг, вдруг оступился и как-то неосторожно начал заваливаться вперед. Так получилось, что одна нога, просто механически дернулась вверх и, скорее всего, случайно, со всей силы въехала каблуком Фф в промежность.
Томас, взмахнув руками, хоть и с трудом, но сумел устоять на ногах. Обернулся посмотреть, что с пастором. Бедняга страдал. У Василия подкосились ноги, и он медленно стал опускаться на землю, поскуливая, наливаясь краской и хватая открытым ртом воздух. Ему было так больно, что не мог стоять на коленях, поэтому со стоном лег на землю.
Тихоня подошел, тронул несчастного за плечо.
— Что, совсем плохо? Ай-я-ай, как вышло неудобно. Мышка бежала, хвостиком махнула и разбила яичко. Если можете, то простите меня — как-то не нарочно получилось, — сказал Тихоня и, цаплей переступив через соперника, пошел к дому Сермяги-младшего.
Войдя в подъезд, он перевел дух. Нет, подобные встряски хороши, когда тебе лет двадцать-тридцать... Вообще, что он тут делает? Оно ему надо? Сидел бы тихо в Киеве, дожидаясь своего часа. Нет же, полез к чистеньким! Вот тебе, бабушка, и пенсия!
Ладно, пора за дело...
Подошел к двери. Пошарканная, коричневый дерматин в нескольких местах прожжен — из дырок торчит бурая, закопченная вата. Цифр не было, но Томас знал, что пришел туда куда надо. Нажал на звонок. Тишина. Ещё раз. Прислушался — нет, ни звука. Может не работает? Постучал в дверь. Тихо. Что-то не так. Чертыхальски знал, что Андрей редко выходит из дому, в магазин (раз в два дня), на почту (два раза в неделю), на работу (раз в неделю). Каждый месяц выбирается в городской музей. Два раза в год путешествует в Киев, Москву или Ленинград. Ни друзей, приятелей или подруг. Даже просто знакомых. Что сказать? Нормальная жизнь затворника. Тихоня чувствовал, что хозяин дома. Он ещё раз постучал, уже сильнее и, наконец, услышал звук, похожий на шелест. Отойдя на шаг, пригладил волосы, осмотрел себя и остался доволен.