Костя, перехватив взгляд Тихони, пояснил:
— Медицинский спирт — лучшая валюта. Даже если и не понадобится, то пойдет детям на свадьбу.
Томас хотел съязвить, поинтересовавшись, как в одной голове может уживаться крайний фатализм со столь наивным оптимизмом, но приказал себе молчать: время было ранее, и он уже устал мироточить сарказмом.
В погребе, в который спустился Томас, не было одной стены — за двумя слоями толстой пленки скрывалась ещё одна, более просторная комната. Костя отбросил прозрачную штору и скрылся за ней. Что-то щелкнуло и зажегся свет. Томас, прищурившись, посмотрел на расплывчатую гротескную фигуру. Чертыхальски подумал, что преломленный контур тени, её неестественные движения, сейчас должны быть наполнены неким смыслом. Может быть, скользящие длинные руки, карикатурные голова и туловище — это первобытный танец, шаманский обряд призыва или... А вдруг это попытка поймать его, Томаса Чертыхальски? Такое может быть? Не об этом ли его предупреждали?
Под землей в поделенной на две части комнате стоят чистенький и Томас. Их сейчас разделяет иллюзорная вуаль, линия, какая бывает на игральных картах. Плюс и минус. Минус и плюс. На стороне Томаса материальное богатство, еда, вода, спирт, техника. С противоположной стороны — пустота только что созданного мира и почти обнаженное тело человека. Благодушие «красненького», забавная внешность, искренность и простодушие во взгляде — это всё уловка, ширма. Красный ярлык — вот правда. Способный убить молитвой — это тоже правда. Иванов ничем не уступает Томасу, ибо он — образ и подобие. Он опасен, в нем ощущается сила, но Костя её не чувствует, не понимает, что может ранить Томаса, как и Томас не в состоянии предсказать последствия мыслей, слов и действий Иванова, а значит, по большому счету, не может защититься. Это как подойти к бомбе с проржавевшим часовым механизмом или войти в клетку к медведю — мохнатому, ленивому, мощному. Он может пыхтеть, дурачится, есть с руки, показывая, что он дрессированный, но в какой-то момент в медвежьей голове обязательно произойдет сбой и плюшевый добряк превратиться в зверя: выплеснется вся его природная дурь, ярость и жажда навести свой медвежий порядок, каким он его хочет видеть. Вот только даже у зверя есть разум, инстинкты и его действия имеют логику, а Константин Иванов не обладает необходимыми знаниями, и не догадывается, насколько он смертоносен для Томаса. Сермяга-младший Тихоню ранил, а этот и убить может.
Томас прислушался к своей интуиции, и понял, что сегодня всё для него завершится хорошо — бояться незачем — никто не собирается нападать на Томаса Чертыхальски в этом подвале, а родившиеся страхи — всего лишь знание того, что последний час он, Тихоня, проводит в компании «красного», вот и всё.