— Я видела фотографию твоей жены. Она красивая.
— Слоун холодная, расчетливая и эгоистичная до мозга костей. И что наиболее важно, она больше не моя жена. Мы развелись больше года назад, но никому не сказали об этом, даже семье. Мы продолжали жить вместе, посещать благотворительные вечера и играть наши роли как мистер и миссис Беннетт. Но это были только роли. Слоун жила на своей половине дома, а я — на своей. Мы встречались посередине, чтобы проводить время с нашей дочерью.
— Зачем же вы продолжали так жить?
— Потому что у нас была очаровательная двухлетняя девочка, которую мы очень сильно любили, — глухо пробормотал Джош. — Она была нашим миром, Кэрри. Луной. Солнцем. Звездами. Она была нашей вселенной. Никто из нас не мог жить без нее. Если бы мы разъехались после развода, то пришлось бы делить опеку. Мы были фиговыми супругами, но хорошими и любящими родителями. Быть родителями — это единственное, что нам со Слоун действительно удалось в жизни. Поэтому мы разыгрывали для всех спектакль. И, очевидно, довольно хорошо, поскольку никто так и не догадался.
— Поэтому ты носил свое обручальное кольцо?
Джош кивнул.
— А почему же снял теперь?
Он склонил свою голову, а когда снова поднял, в его глазах блестели слезы.
— Потому что спектакль окончен. Одри умерла. И в этом виновата Слоун.
Я крепко сжала дрожащие руки Джоша, надеясь дать ему силу, тепло, утешение. Я бы дала ему все, в чем бы он ни нуждался, поскольку даже представить не могла, что именно он чувствует сейчас.
Брак без любви и смерть малышки-дочери могут любого толкнуть в суицидную спираль.
— Они возвращались домой из парка. Одри любила играть в песке. Моя пляжная малышка… — Джош замолчал — он улыбался, вспоминая дочку. — В них врезалась машина. В сумочке женщины, сидевшей за рулем, было столько болеутоляющих, что хватило бы открыть аптеку. Одри умерла мгновенно. Слоун получила несколько царапин и синяков. Она выжила, потому что была пристегнута ремнем безопасности. А моя дочь нет. Слоун защитила себя, но не нашу малышку.
Я не знала, что сказать, поэтому просто обняла Джоша, позволяя ему тихо плакать на моем плече.
С самого моего детства отец без устали твердил о том, что за рулем обязательно нужно пристегиваться. В его старом пикапе ремней безопасности не было, поэтому он никогда не позволял мне ездить вместе с ним в кабине. Я считала это лицемерием — сам же он каждый день водил свой грузовичок — и не понимала, почему для него ездить не пристегнутым — в порядке вещей, а для меня — нет.
Теперь-то я знала, что была его ребенком, его солнцем, луной и звездами, как Одри для своего отца.