А Аким разозлился почему-то: «Ну что за дурь?! Откуда тут рою быть? Шершни в степях живут и в лесах, отродясь на воде не жили. Чего Татаринов панику поднимает?»
А Татаринов наклоняется и винтовку поднимает.
«Вот дурак, — думает Саблин опять с раздражением, — никак от шершней собрался винтовкой отбиваться».
Слава Богу, он не один всего этого не одобряет, Вася Кузьмин, что был в лодке с Татариновым, говорит ему:
— Ефим, да ты сядь, чего ты винтовку-то схватил, положи её.
Но Татаринов не садится, стоит, винтовку держит. Тогда и урядник ему говорит:
— Татаринов, положи оружие! Нет тут шершней, просто дождь будет, давление скачет, вот в голове и шумит. Не у тебя одного шумит, у всех так.
А Ефим, смотрит на урядника, лицо растерянное, он и говорит Головину с удивлением:
— Да как же шершней нету, вот же они, вокруг нас летают! — и продолжает как-то зло, с вызовом: — Брешешь ты всё, урядник, — и он вскидывает оружие. Снимает с предохранителя. — Глянь их сколько, только жалить пока не начали!
Вася Кузьмин с ним в лодке сидел на руле, он чуть привстал и ствол винтовку схватил, стал её вниз гнуть. Не дай Бог стрельнёт! Но Ефим ствол у него вырвал и говорит, так как будто понял вот только что:
— Да вы тут все решили меня убить? А?
«Точно рехнулся», — думает Саблин, он никаких шершней не видит. Да ещё и не нравится ему Татаринов, раньше вроде такого не замечал, а сейчас понял: «Не нравится!»
— Ефим, — орёт урядник, — брось винтарь! Это приказ!
— Да сядь ты, — и Вася снова попытался схватиться за ствол винтовки.
Но Татаринов ему не дал: он вскидывает «Тэшку» к плечу, как положено, и… стреляет в Васю. Прямо в сердце. Кузьмин валится на дно лодки, лицом вниз, мёртвый.
Аким смотрит на всё это с непонятным для себя самого спокойствием. В другой раз такое и в голове бы у него не уложилось, а сейчас как будто, так и надо. Это повод! Он теперь зол, на Татаринова, зол не на шутку. Ох, как не любит Саблин паникёров да истериков, а вот теперь уже и повод есть…
— Он сам полез, видели, — орёт Татаринов.
— А ну, оружие положи! — урядник вскакивает в своей лодке на ноги. — Под трибунал пойдёшь, положи винтарь, говорю!
— Под трибунал? — Татаринов вдруг засмеялся. — Я тебе дам «под трибунал».
Он просто поднимает винтовку и стреляет в Головина. С пяти метров никакой пластун не промахнётся. Ефим и попал, десяти миллиметровая пуля разнесла уряднику голову. Он валится из лодки за борт.
— Под трибунал! — вдруг смеётся Татаринов. — Вот тебе и трибунал.
Ружьё у Саблина рядом, только руку протяни, но хватает его не он, а Юрка. Схватил за ствол, пока разворачивал его, приспосабливал его, Ефим-то и увидел. Тут же выстрелил. Юра откидывается, на борт лодки роняет ружьё, заваливается. До ружья Акиму теперь не дотянуться, а Ефимка уже на него смотрит, и взгляд у него дурной, весёлый. Он уже и винтовку к Саблину воротит.