* * *
После посещения Паулюса Мильдер приехал к себе в штаб корпуса с радостным чувством скорых перемен к лучшему. Командующий не случайно намекал на то, что в армии ожидаются изменения. «По-видимому, к нам идет новое подкрепление. Мой корпус теперь, наверно, пополнят танками и артиллерией. Армейский интендант обещал, что завтра мы получим зимнее обмундирование. Это не то, что было в прошлом году. Кое-чему научила нас русская зима».
Но не успел Мильдер, войдя к себе в блиндаж, снять шинель, как адъютант доложил ему, что приехал полковник Нельте и просит его принять по очень срочному и важному делу. Мильдеру не особенно был приятен визит Нельте по многим причинам. Во-первых, он сильно в нем разочаровался и злился за его прежние панические настроения, во-вторых, он намеревался побыть сам с собой наедине, поразмыслить над тем, что же вокруг происходит, и, в-третьих, он порядком проголодался. Но в сложившейся обстановке ничего не оставалось делать, как вопреки желаниям и настроениям принять своего подчиненного. Нельте вошел к нему хмурый, озабоченный. Верхняя его губа вздрагивала,
— Господин генерал, разведка корпуса вас обманула, — сказал он скороговоркой. — Русские не имели столько танков, как вам доложили. На участке моего соседа, где они атаковали и захватили трехэтажное здание, у них был всего один танк.
— Что? Один танк, полковник? — Мильдер вскочил и вышел из-за стола. Он подошел к ному вплотную. — Вы, господин полковник, заблуждаетесь. Откуда у вас такие сведения?
— Нет, господин генерал, я не заблуждаюсь. Один танк, и то не русский, а наш легкий танк атаковал наши позиции. Они захватили его у нас.
— Да вы что, полковник? Вы больны? А откуда же столько шума? Я слышал сам своими ушами. По крайней мере, их было не менее десяти.
— Это, господин генерал, русские нас снова провели. Они пустили тягачи, которые маневрировали перед нашими позициями ранним утром, воспользовавшись туманом. Их было пять. Все это нам сообщил пленный, захваченный на участке моей дивизии.
Мильдер пристально глядел на Нельте, то щурился, то закусывал губу, сверлил его холодными, злыми глазами. Его обуял приступ ярости, лицо его почернело.
— Негодяй Беккер. Негодяй. Он опозорил меня и честь нашего корпуса. — И сам тут же с ужасом подумал: «А что, если об этом узнает начальник штаба армии Шмидт? Мне несдобровать. Да и перед Паулюсом я буду выглядеть дурачком, которого обводят, как хотят, подчиненные. Что же делать? Паулюс донесет командующему группой Вейхсу, а он сообщит эти сведения в ставку».