– Кажется, Сет – хороший мальчик. Давай пригласим его на ужин, – предложила однажды мама.
Но я не хотела делить его ни с кем.
Тот день, когда поставили «пшеничную точку», мы тоже провели вместе. Правительство признало, что пшеница уже не может расти без искусственного освещения. Мы смотрели с вершины холма, как люди толкают по парковке супермаркета тележки, до отказа набитые консервами. Паника вернулась. В воздухе повисло предчувствие конца, от него першило в горле.
– Ты бы предпочла умереть от голода или от жажды? – спросил Сет.
У нас появилась новая любимая игра. Нам, и без того вдумчивым, трудные времена только прибавили серьезности.
– От голода, а ты?
– От жажды, – ответил он и поддел ногой гальку, которая покатилась с откоса. Поднялось облако пыли, и камень исчез в высохшей до хрустальной прозрачности траве. Сет всегда выбирал самую быструю смерть.
Когда нам привезли теплицу, Сет сидел у меня в гостях. Мы смотрели, как рабочие устанавливают ее на заднем дворе. Стекло сверкало, когда они крепили солнечные лампы и засыпали грунт. Потом они распаковали оранжевый электрошнур и воткнули массивный штепсель в уличную розетку. На нашей улице мы купили теплицу чуть ли не последними. Мама заказала ее, не посоветовавшись с папой. Пока она высаживала в землю несколько кустиков, отец наблюдал за ней из дома. Он сидел за обеденным столом, скрестив руки, а потом ушел наверх. К концу дня у нас появились две грядки зеленого горошка и три грядки клубники.
– Клубника – баловство. Если и стоит что-нибудь выращивать, так это грибы. Им не нужно много солнца, – заметил папа.
На город обрушилась волна преступлений, которые совершались белыми ночами. Все подозревали сторонников реального времени. А кто еще шатается по улицам, когда все спят? В припаркованной к дому машине Сильвии разбили стекла. А вскоре кто-то жирно написал на ее гараже краской из баллончика: «Вали на хрен отсюда».
Мне было интересно, что об этом думает папа, но я не спрашивала, а он не говорил.
* * *
Той весной мне казалось, что время летит стрелой. Волосы Сета отросли и постоянно лезли ему в глаза. Я отпустила челку, и Сет сказал, что ему нравится. Еще я начала брить ноги и купила настоящий бюстгальтер своего размера. Одним темным днем Сет научил меня кататься на скейте. До сих пор помню, как он придерживал меня за спину и трусил рядом в свете уличных фонарей. А я, довольная, выписывала на доске зигзаги, стараясь объезжать трещины на асфальте.
После школы мы частенько ходили в ущелье за птичьими скелетами. Горстки костей и перьев валялись повсюду, словно опустевшие ракушки. Мы долго искали и в итоге нашли последний еле живой эвкалипт, который рос над океаном на отвесном краю песчаника. Мы собирали еще не засохшие травинки, последние цветущие маргаритки, ноготки, жимолость – и закладывали их между страницами словарей. Мы заставили все полки в своих домах реликвиями нашего времени, чтобы когда-нибудь потом иметь возможность рассказать детям о том, как выглядят клен, магнолия, осина или дуб. В темные дни Сет рисовал карты созвездий, словно небесные тела тоже могли вскоре увянуть и осыпаться.