Она снова ударила меня ногой.
– Это за то, что ты был говнюком с того самого дня, как мы впервые встретились, – сказала она, поднимая ногу для последнего удара. – А это за то, что сжег мою коллекционную Чудо-Женщину. Ты хоть представляешь, сколько бы сейчас стоила эта игрушка? У тебя есть хоть малейшее…
Я успел схватить ее за ногу прежде, чем она еще раз меня ударила, и повалил на землю. Прижав ее руки к траве, я навис над ней.
– В сотый раз повторяю тебе, Рэйчел Мэри Доусон, ты заслужила, чтобы я сжег твою Чудо-Женщину. Потому что ты сожгла половину моих любимых игрушек еще до того, как я сжег твою Чудо-Женщину, и я думаю, тебе уже пора с этим смириться. И вообще. Пошла. Бы. Ты. На хрен. – Я крепче прижал ее руки. – Кстати, а почему ты всегда забываешь, кто первый начал все это дерьмо? Кто кого столкнул с лестницы в первый день нашей встречи?
– А кто кого оскорбил, указав на якобы грамматическую ошибку в первый же день нашей встречи?
– Что б ты знала – каждое слово, которое ты когда-либо написала, является вопиющим издевательством над грамматикой английского языка.
Она с силой оттолкнула меня, и мы покатились по мокрой траве, стараясь одержать верх друг над другом.
К тому времени, как мы докатились, мутузя друг друга, как первоклашки, до входа в наш бассейн, ее пальцы окончательно запутались в моих волосах, а я изо всех своих сил пытался остановить ее.
– Просто скажи, что тебе очень жаль, что ты вел себя как последний мерзавец, Итан. – Она вся кипела. – Скажи это прямо сейчас.
– А ты скажи, что просишь прощения за то, что испортила все мои последние полтора года в школе.
– Я ни о чем не жалею, так и знай!
– Тогда я тоже вообще ни о чем ни хрена не жалею.
Я в ярости посмотрел на нее, а она – на меня. Никто из нас не сказал ни слова, и не успел я опомниться, как мои губы неожиданно прижались к ее губам, и она зажмурилась.
– Пошел ты, Итан… – прошипела она прямо в мои губы. – Да я трахать тебя хотела…
– Я не трахаю девственниц.
Она попыталась ударить меня, но я схватил ее за запястье, и мы опять покатились по траве.
Под проливным дождем мы целовались и боролись – наши губы говорили одно, наши руки – другое.
Когда мы врезались в ограду вокруг нашего бассейна, на нашем заднем дворе вспыхнули огни.
– Итан? – раздался рев моего отца. – Ты опять пытаешься сбежать, негодник? Ты совсем совесть потерял?
– Нет, сэр. – Я встал с земли и потянул за собой Рэйчел. – Я как раз рассказывал Рэйчел о своем наказании.
Он вышел на веранду и включил там свет.
– О, это же просто Рэйчел, дорогая! – крикнул он, обернувшись к моей маме, и, уже обращаясь к нам, сказал: – Может, вам двоим наконец-то стоит обсудить, как до конца года вести себя достойно, чтобы избежать подобных неприятностей. А ты, сын, чтобы через десять минут был у себя в комнате, и готовься провести остаток этой недели за тщательной уборкой всех моих офисов после уроков.