В четвертом часу раздражение достигло того пика, когда «неудобно, стыдно, страшно» побледнело окончательно. Она накинула синий шелковый халат — папин подарок — и решительно двинулась к Максиму. Постучала для проформы, хотя даже сама свой стук в таком грохоте не услышала. Толкнула дверь — оказалось не заперто. Вошла.
Максим лежал с закрытыми глазами поперек кровати. Уснул? В таком шуме? А все остальные пусть мучаются?
Алена подошла к сабвуферу — от него самое зло… Но никаких кнопок, тумблеров или выключателей не обнаружила. Обследовала еще две колонки, потом догадалась, что рулит этой вакханалией ноутбук. Тронула тачпад — экран ожил. Как тут что остановить, она не знала, поэтому просто отключила микшер ноутбука. Внезапная тишина показалась не менее оглушительной, и голос за спиной, грубый, хриплый, прозвучал, как выстрел:
— Какого черта?
Алена вздрогнула и обернулась. Приподнявшись на локтях, на нее в упор, исподлобья смотрел Максим, и сна у него при этом ни в одном глазу.
— Ты что здесь забыла? — хмурился он.
— Мне твоя музыка спать мешает, — пролепетала Алена, сгорая от стыда. Он что подумал: она тут прокралась к нему в комнату и шарит в его вещах, в его ноутбуке?
— Ты совсем офигела?! — Он даже не то что злился, он явно был ошарашен. — Тебе кто дозволил сюда войти?
Он пружинисто поднялся с кровати, пошел на нее, она тут же встала из-за стола и невольно отступила.
— Я просто выключила звук. Ну четвертый час же уже. Я спать хочу…
— Да что ты? — хмыкнул он, приближаясь. И вид у него был такой… В общем, не сулящий ничего хорошего.
Она снова отступила и снова, пока не уперлась спиной в стену. Он же неумолимо надвигался, не сводя взгляда. Алена от волнения сомкнула веки, буквально на секунду-другую, а потом, даже не открыв еще глаз, почувствовала, что он совсем-совсем близко. И точно: Максим стоял прямо перед ней, выставив руки вперед и уперев их в стену по обеим сторонам от нее. И смотрел так, что все слова встали комом в горле, а внутренности сотрясала уже знакомая, такая сладкая и такая мучительная дрожь. Его дыхание жгло кожу, взгляд выворачивал душу. И невозможно было прочитать, что он на самом деле думает, чего хочет. Потому что там, в этих глазах, бушевала такая кипучая смесь самых противоречивых чувств, что Алена попросту не выдержала и вновь зажмурилась. Сквозь шелк халата стена казалась очень холодной, почти ледяной, а от тела Максима, наоборот, исходил жар, от которого она сама была готова плавиться. Это невыносимо! Она распахнула веки, посмотрела ему прямо в глаза, в расширенные черные зрачки, окаймленные темно-серым ободком радужки.