Давно уже Хива искушала долготерпение сильной и великодушной державы и заслужила, наконец, вероломными, неприязненными поступками своими грозу, которую сама на себя навлекала…
Товарищи! Нас ожидают стужа и бураны и все неизвестные трудности дальнего степного зимнего похода; но забота обо всем необходимом по возможности предупредила крайности и недостатки, а рвение ваше, усердие и мужество довершат и победу» и т. д.
Таким образом, войскам впервые официально сообщили о стоящей перед ними задаче непосредственно перед выступлением, хотя слухи о подлинной цели экспедиции гуляли уже давно[7].
Поначалу все шло согласно плану.
Отряд выступил из Оренбурга четырьмя колоннами, по одной колонне в день, и к 6 декабря все они соединились близ Караванного озера. Затем, после двухдневного отдыха, все отряды выступили вверх по правому берегу реки Илек, уступами или эшелонами, на четверть или на полперехода один за другим, придерживаясь этого расстояния и на ночлегах.
Однако едва ли не с первых же дней похода все уверения в том, что морозы нашему войску совсем не страшны, стали давать трещину. Уже 6 декабря выпал глубокий снег — выше колена, а 7-го поднялся жестокий буран при двадцати шести градусах мороза. Часовые в эту ночь отморозили себе носы, руки и ноги, что даже повлекло потом ампутации. В эту страшную ночь почти все лошади передового отряда разбежались. Пришлось сделать лишнюю дневку; часть лошадей нашли, но большинство умчалось в степь и, скорее всего, сделалось добычей волков.
Начались бураны; снегу намело выше аршина; по утрам морозы доходили до минус сорока градусов. Снег покрылся ледяной коркой, резавшей ноги верблюдам. Людям же идти по колено в снегу, навьюченным по-походному, было непросто. Верблюды с порезанными ногами падали и не вставали. Их отвязывали и бросали вместе с вьюками. Арьергардные казаки смотрели на такие вьюки как на законную добычу: спирт тотчас же разливали по своим манеркам, овес и сухари разбирались по торбам, бочонки шли на дрова, кули и веревки — на топливо. Оттого казаки вынесли поход лучше других.
Известный писатель и этнограф Владимир Даль, взятый в поход в качестве врача и чиновника особых поручений, состоявший при штабе, долго отогревался в кибитке Перовского. «Первые три недели, — писал он, — мы, по глупости своей и по избытку совести, жили без огня, без всякого удобства; ныне все это изменилось к лучшему: мы воруем дрова и уголь не хуже всякого». На дрова, по его словам, шли казенные ящики и бирки с номерами верблюдов.
Девятнадцатого декабря около 10 часов утра главная колонна двинулась с Биш-Тамака при тридцати градусах мороза. Снег, затвердевший от стужи, хрустел под ногами; повсюду виднелись только белоснежные вершины холмов, ярко освещенные солнцем. Едва колонна прошла около восьми километров, задул северо-восточный ветер, поднявший тучи снеговой пыли. За тучами снега, которые неслись по степи и покрыли все небо, нельзя было различать предметов и в двадцати шагах. К счастью, ветер дул не совершенно прямо в лицо: иначе при такой стуже перемерз бы весь отряд. Сила бури была так велика, что нельзя было дышать, стоя против ветра, потому что захватывало дыхание; холод проникал до костей. Лошади и верблюды отворачивались от ветра, сбивались в кучи и жались одни к другим.