Как только караван приблизился к Ново-Александровску, Шекспир выслал вперед одного из бывших рабов с написанным по-английски письмом, чтобы предупредить коменданта. Сначала гонца приняли весьма подозрительно, так как опасались ловушки. Кроме того, они не совсем поняли письмо Шекспира, ибо известие об освобождении ханом всех русских рабов было, как отмечал английский офицер, «слишком невероятным, чтобы ему можно было просто поверить». Русскому гарнизону понадобился целый вечер, чтобы разобраться со своими подозрениями. Однако этот страх перед предательством был свойственен не одним только русским.
Едва отряд приблизился к крепости на семь километров, хивинский конвой и погонщики верблюдов отказались двигаться дальше, опасаясь попасть в плен. Они утверждали, что и так уже превысили инструкции хана, слишком далеко проводив караван. Но до крепости было еще достаточно далеко, и маленькие дети не могли пройти этот путь, а многие взрослые не могли унести на себе захваченное с собой имущество. В конце концов запуганные погонщики согласились выделить двадцать животных на последний этап пути, но сами остались дожидаться их возвращения на безопасном расстоянии.
Но вот, наконец, рабы достигли Ново-Александровска. Эта встреча, отмечал Шекспир, представляла собой необычайно запоминающуюся картину. «Почтенный комендант был преисполнен благодарности», — записал он. Он даже дал Шекспиру официальную расписку за спасенных рабов, в которой нацарапал: «Все они единодушно выражают вам свою благодарность как отцу и благодетелю». В тот вечер в письме к сестре Шекспир с торжеством отметил, что в пути «не потерял ни одной лошади и ни единого верблюда». На следующий вечер русские устроили в его честь прием, на котором пили за здоровье королевы Виктории и царя Николая, а также за здоровье их английского гостя…
До Оренбурга отряд добирался сначала на трех нанятых судах вдоль берега, а потом по суше. Там Шекспир сбрил бороду, переоделся в европейский костюм и был тепло принят генералом Перовским, который выразил ему искреннюю благодарность и велел немедленно освободить шестьсот хивинцев, содержавшихся в Оренбурге и Астрахани. Получив возможность ходить повсюду, Шекспир внимательно осматривался, пытаясь обнаружить какие-либо признаки подготовки нового русского похода на Хиву. К его облегчению, он ничего не нашел, хотя русские, несомненно, позаботились о том, чтобы за время своего пребывания в Оренбурге англичанин увидел как можно меньше.
Третьего ноября 1840 года, через полгода после отъезда из Герата, Шекспир, следуя по пути в Лондон, прибыл в Санкт-Петербург. Там он удостоился официальной аудиенции царя, который формально поблагодарил его за освобождение столь большого числа русских подданных из рук захватчиков-язычников, предпринятое им с немалым риском для жизни. Хопкирк пишет: «Но на самом деле царь пришел в бешенство от поступка молодого английского офицера, о котором его никто не просил, но слава о котором прогремит теперь на весь мир. Освобождение рабов, как и надеялось высокое британское начальство, весьма эффективно лишило Санкт-Петербург предлога для предприятия нового похода на Хиву. А ведь многими английскими и русскими стратегами именно эта столица рассматривалась как один из краеугольных камней пути в Индию…