Заманихина вернуло в этот мир ведро воды, остудившее кипящий рассудок. Он по-прежнему висел вместе со стулом.
— Ути-пути, какие мы слабенькие, — лысый вновь стоял перед ним. Та же комната, та же кровать, а на кровати открытая черно-красной обложкой вверх его, Заманихина, проклятая книга. Не бред ли, что герои, придуманные им, вылезли из книги и мучают его теперь? Нет, наоборот. Это он попал в свою книгу. Вот она — вокруг. Этот выдуманный, когда-то казалось, мир на самом деле реальнее действительности. Это и есть действительность — жизнь людей, обычных нечестных людей, которую он, Заманихин, хотел изобразить и изобразил-таки, да так, что все эти лысые, девицы, бугаи и, может быть, даже фотограф, оказывается, существуют. Эта черно-красная книга поглотила его, вобрала в себя, затянула, и теперь уже выхода нет. Черно-красная книга вокруг, черно-красная книга везде, и он, ее автор — всего лишь второстепенный персонаж. Так кто же тогда ее создатель?! — взорвался вопрос в мозгу Заманихина.
— Ну, где же наш друг фотограф? — снова спросил лысый, будто и не было этого бесконечного погружения в небытие. А может, его и не было.
— Я его выдумал, — прохрипел Заманихин, но сам уже с трудом себе верил. Что еще он мог сказать? Это ведь правда, которую он знал.
— Ручки уже, наверное, привыкли? Ну-ка, милая моя, обними-ка его, повисни-ка на нем, как влюбленная барышня. Авось крючочек вас выдержит.
Девица сзади ухватилась за ножки стульев. Боль пронзила Заманихина. Руки отрываются! Руки мои, руки! Как же без них!
Обморок.
Прояснение.
— Ты уж, батенька, не теряй сознание, а то затопим водой соседей снизу.
И снова тот же вопрос, на который Павел не знал ответа. Подключились молодцы. Били расчетливо, метко и так злобно, будто дорвавшиеся до человечины голодные волки.
И снова вода в лицо, и снова ленинский прищур. Но только теперь уже лысый перестал шутить — и на него повлиял вид крови, он жаждал ее, как вампир. Все кружилось в водовороте: кулаки, боль, вода, непостижимый вопрос, и снова заход на новый круг…
— Стоп! Стоп! Стоп! — вдруг остановил лысый эту чудовищную карусель и захлопал в ладоши. Так делает режиссер, почувствовавший не полную самоотдачу своих актеров. — Придется использовать более продуктивный метод, — сказал он после того, как парни отпустили Заманихина. — Кнут, Жемок, возьмите машину и отправляйтесь к нему домой. Пошебуршите там. Переверните все вверх дном: должны там быть какие-нибудь документики, записные книжечки, черновики, фотографии, наконец. Да, и вот еще что: разрешаю проявить инициативу и побаловаться его бабой.