Сынишка знал, что такое гвозди – Колян из десятого дома хвастался всем палкой с торчащими на конце ржавыми остриями. Как известно, хвастовство до добра не доводит, а агрессивное бахвальство – и подавно, и год спустя этой же палкой ему раскроили череп, а перед тем засунули на треть в туза.
Что такое туз, малец выяснить не успел, но был уверен – вставили за дело. Мужик орал матом на всех, кто приближался к забору, и однажды погнался с палкой за Хлыстом, но чудом не догнал. Родион видел погоню, но вмешиваться не стал, сказал лишь, что этот придурок не будет здесь больше жить. Или: он здесь не житель, а может – не жилец, Герман не помнил. И три дня спустя Коляна кончили – Нюхач как в воду глядел, жаль, собственную смерть загодя не приметил.
К слову, с подобным ребенок сталкивался чуть ли не каждую неделю, а собак размером с волка не встретил до сих пор. Но мать продолжала выдумывать страшилам новые облики – один другого отвратительнее. Шерсть – гладкая и мягкая – у них выпала, а к почерневшей, лысой шкуре присосались тысячи червей, пиявок и прочих гадов, что сжимались и покачивались на ветру. Не трогали они только морды, отчего казалось, будто у псов вместо голов – ободранные черепа с большущими глазницами, на дне которых блестят тусклым золотом злобные глазенки.
И стали твари такими, потому что обжирались мертвечиной, а к ней – все знают – ни одно живое существо не притронется. Но трупы собакам – уже поперек горла, ведь один мальчик не слушал родителей и забрел в лес, где его и разорвали на куски. Отведали чудища свежей плоти и крови, и жить без них нынче не могут, вот и не убивают добычу сразу, а утаскивают в зловонные логова и откусывают по маленьким кусочкам от ручек и ножек, а бедняга кричит, плачет и зовет родителей, но никто не слышит и не может помочь.
Несмотря на эту жуть и низкий мамин голос, Германа ее истории не шибко-то впечатляли. Он считал их обычными байками, страшными сказками, но на исходе седьмой зимы в растаявшем сугробе нашли обглоданное до костей тельце, после чего малец «уверовал» в псов и несколько лет наотрез отказывался покидать родную улицу. Пока не узнал, что ребенка на самом деле съели, вот только ни волки, ни собаки тут ни при чем.
К мосту вели два пути: дальний – через промзоны до Михайловского шоссе, а оттуда по прямой – к переправе. Топать около часа, но место известное и более-менее безопасное. Второй в разы короче, но придется чесать через лес, а затем – по берегу заболоченного озерца, со дна которого в ясную, безветренную погоду порой доносится странный звон – вроде бы колокольный.