Докурив папиросу, Жилин потушил ее и долго скручивал окурок в тугой комок. Неоднократные попытки логически осмыслить этот новый факт не привели ни к чему. Подполковник вызвал посыльного и направил его в роту связи.
Через несколько минут в кабинет вошел рядовой и доложил:
— Товарищ подполковник, рядовой роты связи Имашев прибыл по вашему приказанию!
Это был смуглый, широкоскулый парень с темными лукавыми глазами. Говорил он с сильным узбекским акцентом.
— Рядовой Имашев, вы дали показание, что, придя в санчасть для очередной инъекции пенициллина, застали в процедурной техник-лейтенанта Евсюкова. Так?
— Так, товарищ подполковник.
— Садитесь, Имашев, — подполковник указал ему на кресло возле стола. — Вспомните и подробно расскажите все, что вы увидели в санчасти.
В связи с болезнью Имашев все еще был освобожден от несения службы, он скучал в казарме, и вызов к подполковнику Жилину оказался для него неожиданным развлечением. Уловив, что от него требуется, он улыбнулся и сказал:
— У меня рука совсем пропал, вот такой большой стал. Доктор написал: каждый два часа иголку колоть. Я восемь часов ходил колол — сестра один был, я десять часов ходил колол, смотрю — лейтенант Евсюков сидит. Я лейтенант приветствовал, иголка колол, потом уходил.
— Техник-лейтенант Евсюков был одет по форме? — спросил подполковник.
— Точно, по форме, товарищ подполковник.
— Рядовой Имашев, вы видели в процедурной лейтенанта Евсюкова точно в десять часов или вы могли во времени ошибиться?
— Точно, товарищ подполковник, десять часов. Очень больно рука был, совсем не спал, казарма ходил, руку так держал. — Прижав рукой больную ладонь к груди, Имашев показал, как он, точно ребенка, укачивал больную руку. — На часы сам смотрел, дневальный говорил.
Беседа с Имашевым не принесла ничего нового. Обстоятельства дела подсказывали единственно правильное решение: вызвать Евсюкова и, приперев его рядом неоспоримых фактов, заставить во всем сознаться. Но для этого нужно было заключение экспертизы.
Жилин изъял из дела Евсюкова написанную им автобиографию и, приложив к ней анонимную записку, оформил запрос, запечатал пакет и отправил в округ на экспертизу.
Рано утром на Петрозаводском аэродроме Данченко встретил судебно-медицинский эксперт Чесноков. Это был маленький, полный, очень подвижный человек неопределенного возраста. Польщенный неожиданным вниманием к своему докладу, Чесноков, забегая то с одной стороны, то с другой, без умолку говорил, и пока они сели в машину, успел рассказать многое.
Данченко отказался от предложенного Чесноковым завтрака и настоял на том, чтобы, несмотря на ранний час, они прямо с аэродрома направились в институт.