Степан замолчал, по всей видимости, исчерпав меру слов на неделю вперед.
— Хороший Чернышечка был, — всхлипнула Дарья.
— Бешанку видать подхватил, — развел руками Бучила. — Этой заразы нынче много в лесу. Больше ничего не было?
— Вроде нет, — отозвался Степан. — Разве борти стали хуже меду давать.
— Ну, тут помочь не могу, пчела из меня хреноватая, — Рух поднялся, собираясь уйти.
— Дядька Заступа, а я… — робко начала Варвара и тут же примолкла. Бучила посмотрел на девку в упор. В серых Варькиных глазах мелькали замешательство и плохо скрытый испуг.
— Говори, — приободрил Рух.
— Ты чего, дочка? — всполошилась Дарья.
— Ничего, так, подумалось, — Варвара поспешно отвернулась.
— На нет и суда нет, — Бучила замер на пороге. — Ничего не бойтесь, да попытайтесь углядеть, какой гость из себя. С того и будем решать. Ну а если случится чего — сразу ко мне.
— Спасибочки, — буркнул Степан.
— Да пока не на чем, — Рух задержался, давая Варваре шанс выговориться. Девка поспешно отвела растерянный взгляд.
— Есть на чем, есть! — всполошилась Дарья. — Ты пришел, Заступа-батюшка, не отказал, и легче нам стало, я раньше сильно боялась, а теперь маленько боюсь. Всякому ведомо, где Заступа побывал, того места всякая нечисть тридцать три дня сторонится.
— Может даже тридцать четыре, — согласился Бучила, успевший привыкнуть к глупым байкам вокруг своей скромной персоны.
— Вот, возьми, Заступа-батюшка, — Дарья сунула в руки небольшой пузатый горшочек. — Медок.
— Я так и подумал, — Рух отказываться от подарка не стал. Все ж ноги топтал, да и Бернадетта порадуется. Бабы сладкое любят.
Рух шел, оставляя за собой шлейф намертво прилипшего медового духа. Все вышло как — то не так. Хутор оставил после себя смутное, тревожное беспокойство. По уму надо бы задержаться и побродить вокруг, послушать птичек, понюхать цветы. Если Варька девка умная, сама придет. Ведь что-то хотела сказать. Что удержало? Страх перед отцом и мачехой? Возможно, но то дела семейные, и Руху туда нечего лезть. Скотины нет? Ну мало ли как…
Бучила дернулся и едва сдержал рвущийся испуганный крик. В кустах затрещало, мелькнуло темное, на дорогу выскочил победитель мамкиных горшков Филиппка и щербато оскалился, довольный произведенным эффектом.
— Ты… ты это, не балуй, — выдохнул Рух, едва сдержавшийся, чтобы не оборвать клятенышу руки.
— Напужался?
— Аж да уср… Немножко совсем.
— То — то, — мальчишка погрозил пальцем. — Я спрячусь, никто ни в жисть не найдет. Мечом рублю, камни кидаю, воду мамке ношу, чтобы сила была. Готовлюсь.
— Людей на дорогах пугать? — полюбопытствовал Рух.