* * *
Коннор не понимает, что происходит. Он помнит, как вошел в здание в сопровождении охранников, а потом что-то случилось. А теперь он уже не в здании. И с лицом что-то не то. Больно. Очень больно. И рука не двигается. Ноги какие-то ватные. Легкие болят на вдохе. Он кашляет, и боль усиливается.
Ему кое-как удается спуститься на две ступени. Повсюду ребята. Много ребят. Его товарищи по лагерю. Да, он же в лагере, все верно. Но что именно происходит, понять никак не удается. Все бегают. Бьют кого-то. Неожиданно ноги подкашиваются, и Коннор падает на землю. Лежит и смотрит на небо.
Хочется спать. Он понимает, что это неподходящее место, но желание уснуть непреодолимо. На лице что-то мокрое. Липкое на ощупь. Это кровь, что ли, из носа идет? Неожиданно над ним появляется и зависает ангел, весь в белом.
– Не двигайся, – говорит он.
Коннор узнает его по голосу.
– А, Лев, привет. Как дела?..
– Тсс.
– Рука болит, – жалуется Коннор, с трудом произнося слова. – Ты меня снова укусил, что ли?
В этот момент Лев делает нечто странное. Он снимает с себя рубашку и рвет ее пополам. Первую половину он прикладывает к лицу Коннора. От этого становится еще больнее. Коннор не выдерживает и начинает стонать. Вторую часть рубашки Лев скручивает жгутом и обвязывает вокруг плеча Коннора. Затягивает узел. Больно.
– Эй… что…
– Молчи, тебе нельзя говорить. Лежи спокойно.
Его окружают какие-то неясные фигуры. Ни одного знакомого лица. Один из ребят опускается на колени рядом со Львом. Увидев, что у него в руке, Лев молча кивает.
– Будет немного больно, – говорит парень, показывая пистолет, отнятый у кого-то из охранников. – Но, мне кажется, без этого не обойтись.
Он неловко целится, то и дело меняя положение ствола, выискивая на теле Коннора подходящую точку для стрельбы, и наконец останавливается на бедре.
Коннор слышит выстрел, бедро пронзает боль, зрение начинает мутиться, и он погружается во тьму. В последний момент он видит, как Лев, без рубашки, бежит к зданию, объятому клубами черного дыма.
– Странно, – только и успевает сказать Коннор, прежде чем его душа отлетает туда, где ничто не имеет значения.