Маша очнулась.
– Кто кричит? Что с Васей?
– Да мы сами не знаем, ждем, когда ты очухаешься, расскажешь... Попей молочка, лучше будет.
Стуча зубами о кружку, Маша сделала несколько глотков и, испугавшись своей беспомощности, разрыдалась.
К вечеру второго дня ее перестало знобить, и она сбивчиво рассказала Терентьевне без утайки все, как было.
– Коли не услышал бы тот офицер мой крик, изнасильничали бы, проклятые...
– Хватит уж горевать-то, опять затрясет. Прошло, чай, все, не тоскуй попусту, не терзай себя. Глядь, и Васятка жив останется. На войне не убили, неужли свои убьют? За что? Ну, подержат в аресте, да и пустят домой.
Захар сидел за печкой и, крутя цигарку за цигаркой, бросал недобрые взгляды в окно. Отсюда хорошо был виден дом Сидора Гривцова.
– Отец, а отец! Пошел бы к свату Юхиму. Он, бают, с Сидором в город ездил. Не разузнал ли чего про Васятку?
– Вон он сам бежит, легок на помине.
Юшка влетел в избу веселый:
– Пришел, что ли? Где он?
– Погоди трубить-то, трубач. Маша слегла.
– Почему такое? – выпучил Юшка серые испуганные глаза и шагнул в горницу к Маше. – Ты чевой-то, Манюшка? Вставай, не время хворать-то.
Маша молча схватила длинные крючковатые пальцы отца, прижала к горячей щеке.
– Да что с тобой, доченька?
Терентьевна скупо повторила рассказ Маши.
– Голова ты садовая! – вскричал Юшка. – Нашла, кому верить! Гривцовы сроду трепачи да жулики! Я почему прибежал-то? В обед Алдошка Кудияр приехал из Козлова. Васятку, грит, там видел. Френч на ём офицерский, весь блестит!
Маша недоверчиво покосилась на отца, и уже радостные слезы потекли по щеке.
– Поплачь, поплачь, доченька, – радостно заговорила Терентьевна. – Вся хворь слезами изыдет...
– Да перестаньте, плаксы! Моя радость побольше вашей! Получай, грит, коня, это тебе Василий прислал. Ему, мол, начальник за хорошую службу пожаловал. Я так и обмер: врешь, говорю, Алдошка! А он: не хочешь брать, Захару отведу. А конь-то вороной, гривастый. Загляденье!
– Да сам-то он что же? Сам-то? – нетерпеливо перебила Маша.
– Самому, грит, в Тамбов пакет везти поездом.
– Да куда ж он в Тамбов-то? Схватют его там.
– Кончилась их схватилка! Сидор уж прибегал ко мне – барахлишко городское спрятать.
– И ты взял у него? – вмешался Захар. – Эх ты, горе-горюхино.
– А то что же, добру в земле гнить? Зароет вить. А у меня ребятня голая. Он думает: верну ему? Дудки-сопелки, в решете котелки!
Захар все еще хмурился, но радовался за Василия, может быть, больше всех. Он свернул было новую козью ножку, но Терентьевна шикнула на него:
– Будет чадить-то! Всю избу прокоптил! Поди посмотри лошадь!