Чужая жизнь (Расулзаде) - страница 6

Много еще случаев из своей жизни вспомнила старуха проясневшей памятью своей, сознавая, что часы ее сочтены на этой грешной, полной глупых условностей земле. Вспомнила она, как еще при жизни свекрови упросила было мужа повезти ее в деревню на свадьбу двоюродной сестры, а свекровь запретила ездить только потому, что у свекрови умерла какая-то дальняя-предальняя родственница, и она считала, что ее невестке вместе с ней необходимо ходить на все поминальные четверги в течение всего срока поминовения - сорока дней... Можно не поехать на свадьбу, это не предосудительно, но на поминки ни в коем случае нельзя не появиться, что люди скажут?! И тащила ее с собой по четвергам, как овцу бессловесную, сидеть, соблюдая приличия, в скучной женской половине, где, кроме сплетен и грязных наветов, ничего нельзя было услышать. Муж ее, боясь людских языков, могущих осудить, ни разу никуда с ней не выходил, не ходил с ней даже по улице рядом, просто не брал ее с собой никуда. Что же это за жизнь у нее была, боже? Особенно смолоду не было никакого житья, а ведь молодость и есть самая что ни на есть сердцевина жизни... Но какая же у нее была молодость - каждый ее шаг прошел под страхом людского осуждения: свекровь ослушаться нельзя, грех это, мужа бойся, детей воспитай тоже в духе почитания людских кривотолков, этих неприличных приличий, сама живи так, чтобы незаметно тебя было, живи как тень. Вот и жила как тень все годы. А тут и жизнь прошла... Неужели все так и жили, как она? Не может быть, чтобы все. Вот сестре, Шафиге, ей небось легче насчет всего этого... Даже смерть родной сестры не помешала ей уехать куда-то. Ну, на то, верно, она и ученый человек, чтобы не погрязать в каких-то условностях, чтобы не жить с оглядкой на людей. А все-таки... неужели она нисколько не думала о том, что родные ее осудят? Что ж, может, она и права, скорее всего она права, конечно, что уехала, может, такой поездки у нее больше и не будет, может, она долго готовилась, хотела уехать... Пусть она живет долго, господи, пусть она будет счастлива и за меня, подари, господь, непрожитые мои годы сестре моей, пусть она будет счастливее меня...

Воспоминания проносились перед глазами, догоняли одно другое, накладывались одно на другое, перескакивали, смешивая годы в памяти старухи; но это ее не сердило, она и не старалась вспоминать по порядку, да и невозможно было бы такое, потому что многие воспоминания, многие эпизоды, даже целые годы жизни ее бесследно исчезли из памяти, и вспоминала она то, что вспоминалось. Но в том, что вспоминалось, старалась она отыскать подтверждение своей догадке, поразившей ее некоторое время назад, подтверждение той мысли, что тревожила ее и почти перечеркивала всю ее долгую и правильную жизнь...