Радагор за любой чёрный слух про жида Схарию, разнесённый окрест Москвы и далее, платил слухачам по алтыну. А сам носился на трёх сменных, чёрных возках, крытых чёрными кожами, внезапно появляясь то там, то тут. А встречь ему, на таких же возках, только под красными кожами, носился по дорогам Мишка Шуйский. У Радагора в конвое были головорезы Эрги Малая, вызванные из Дагестана. А за возками Шуйского неслась сотня молодших стрельцов. Нешуточные дела закипели вокруг Москвы!
Купцы, свои да чужие, поначалу взвыли.
Русские купцы встали пустым обозом поперёк дороги на Ржев, откуда ездили в сторону балтийского моря, и там злым и матерным ором встретили красный возок Шуйского:
— Проедаемся, бодлива корова! Дети плачут, жрать нечего! Товар гниёт!
За рекой Истрой, перегораживая купцовый путь, стояли молодите стрельцы, прикрытые тележным куренём. Там посверкивали огоньки запалов у пушек-гаковниц.
— Оральники! В домовину вам кол осиновый! — разошёлся Шуйский, вскочив прямо из возка на подведённого коня. — Орёте, орёте, а товар где? Пошто пустые возы кажете?
— Дак мы это... полков твоих забоялися.
— Кто с товаром — подходи! Монету давай!
Купцы крикнули своим приказчикам. Из снежных умётов по краям дороги повалили к возками крепкие парни, поволокли бочки, корзины, мешки с товарами, повалили их на пустые сани. Купцы затолкались, окружили Шуйского. Он вынул из кармана особые кузнечные клещи для клеймования. Купцы совали Шуйскому медные или серебряные монеты, тот мигом жал клещи. На монете появлялась отметина — кружок, в кружочке буква «Ш», а в стороны от кружка отходили бычьи рога.
Санные подводы, заваленные товарами, разворачивались в рыхлом снегу, сшибались. Замелькали дубины... Шуйский тогда вынул саблю, махнул. Из-за Истры сверкнуло пламя, нестройно ударили пять выстрелов. Свинец прошелестел над головами купцов.
— Всё, боярин, всё! — заорали купцы. — Пошли мы. Пошли ровно, тихо, в ряд!
На той стороне реки купцы чинно показывали молодшим стрельцам монеты с отметиной Шуйского, тишком совали десятским мешочки с медным звоном и катились уже с весёлым ором на Ржев, считая расходы «на дарагу», а главное, думая, как запугать ганзейские города небывалым воинским переполохом на Москве. Переполох тот обещался звякнуть в русских кошлях дополнительным серебром.
* * *
Красная площадь стояла в затворе уже вторую неделю. Начался месяц февраль греческим счётом. Рейтары ходили злые, их служба удвоилась, а жалованье — нет. Не война, а просто усиленное дежурство. За это не платят лишку. Более рейтар, до злобного гнева, бесились первые на Москве купчины, державшие лавки на самой площади. В лавки ходу нет, в Кремль ходу нет. Одни убытки...