Петр схватился за поручни «будки», изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие. Ему до смерти хотелось убежать отсюда, но он лишь вертел головой, стараясь разглядеть хоть одного сторонника. Увы, вокруг были лишь чужие, враждебные лица: Дионисий и его товарищи остались далеко позади, за спинами противников. Где-то слышался голос Воротынского, уговаривающего не пугать царя и отойти, крики пытавшегося протиснуться сквозь толпу Шеина, но на них уже никто не обращал внимания.
Надвигающиеся церковники дернули в сторону рынду, потом другого, оба упали, перепуганные, и отползли, боясь быть затоптанными. Василий, прижавшись спиной к «будке», обнажил меч и отчаянно закричал:
– Назад! Прочь! Прочь!
Но безоружные священнослужители, все так же требуя чуда, упрямо шли на него. Между ними и Мономаховым троном оставалась буквально пара метров, когда сквозь толпу протиснулся оголтелый боярин с саблей в руках.
– Да что с ними мамкаться! – завопил он. – Руби сатанинское отродье!
Сердце у Петра скакнуло, он сжался от страха, вцепившись в поручни… И вдруг где-то далеко позади толпы послышался крик:
– Чудо, братья! Возрадуемся, чудо!
Словно по мановению волшебной палочки все замолчали, дружно обернулись и расступились. В появившемся проходе Петр увидел незнакомого монаха, державшего на вытянутых руках явно нелегкий ларец. За его спиной стоял Филимон. Он подтолкнул чернеца локтем, и тот медленно прошествовал по образовавшемуся между священниками проходу к Мономахову трону. Все с интересом рассматривали сверкающий позолотой ковчег со стеклянными стенками, который он торжественно нес перед собой. Внутри можно было разглядеть сложенную темную ткань. Кроме тихих шагов монаха в соборе, казалось, не раздавалось ни звука. Наконец он приблизился к Петру и, низко поклонившись, возвестил:
– Великий государь, персидский шах Аббас шлет тебе в дар Честную Ризу Господа нашего Иисуса Христа!
Изумленно-восторженный вздох прошелестел в церкви Успения и растворился где-то под высоким куполом.
Как же ты сюды просочился-то, Яцко? – радостно воскликнул Заруцкий, обнимая высокого смуглого казака с длинными усами, в польском коротком жупане и шароварах. – Чего мокрый такой?
То был атаман войска Запорожского Яков Бородавка, только что приведший в помощь осажденному Азову несколько сот человек.
– Дык плыли, Иван Мартыныч, – засмеялся он в ответ.
– А что ж лазутчики сказывали, будто басурмане Дон выше по течению перегородили?! Цепь, мол, повесили, да с колоколами.
– Верно, есть цепь, с пясть[27] толщиной. – Яков многозначительно потряс кулаком. – И колокола тоже. Да токмо что они нам? Мы ж аки рыбы, под водой.