Андрей Владимирович не любил педсоветов. Всегда он вместо того, чтобы посидеть, покивать спокойно и согласно, как делали многие учителя, или все вины и просчеты свои свалить на учеников — что, мол, с ними стало? разве в наше время такое творилось? нет, нет, это они всё, дети такие пошли!.. всегда, значит, он заводился на педсоветах, психовал, пытался решить все сразу, одним махом, спорил или защищал провинившихся — бывало и такое, а в результате мудрая баба Шура приводила все к единому знаменателю, каким-то только ей доступным способом примиряла спорящих, заставляла краснеть виноватых, вселяла трепет в самых отпетых малолетних хулиганов, вызванных на педсовет от учительского отчаяния, ибо исчерпаны были все другие средства воздействия, и даже Андрея Владимировича, пышущего, как правило, к концу каждого педсовета жаром, как раскаленный самовар, умела остудить, не обидев, урезонить и пустить его вышедшую на время из-под контроля энергию в нужное русло.
Однако строптивая Наденька почему-то все не краснела, не чувствовала, стало быть, себя виноватой, и баба Шура, похоже, напрасно расточала свое красноречие.
— Да вы меня слышите ли, уважаемая? — от волнения немного старомодно обратилась она к Наденьке в конце концов, и голос ее звучал неуверенно и напряженно.
Андрей Владимирович оглядел притихших учителей. Кто-то, судя по выражению лиц, искренне был на стороне директора, кто-то, в основном сердобольные женщины, сочувствовал юной провинившейся математичке и не скрывал этого, кто-то был явно равнодушен ко всему происходящему, поглядывал нервно на часы и вообще по сторонам, кто-то пользовался удобной минуточкой и, схоронившись, как маленький, за спины коллег, украдкой проверял ученические тетрадки, этот бич русистов и литераторов. Физрук Гриша машинально то пускал, то останавливал большим сильным пальцем секундомер, висящий у него на мощной загорелой шее. Жизнь! Андрей Владимирович знал, что в коридоре, за строгими дверями их просторной учительской, ждут-дожидаются своего вызова человек пять отпетых, и среди них вызванный на педсовет по его настоянию прекрасный шахматист-перворазрядник, замечательный математик, великолепный физик, отличный товарищ, активный комсомолец, как ревностно аттестовала своего ученика Наденька, честно удивленная таким поворотом дела, в общем — Борис Владимирович Юдин из десятого «А». Это среди отпетых-то!.. Ну, конечно, обидно. Там ведь, в коридоре, прохлаждались сейчас с ним два попавшихся с поличным заядлых курильщика — Сизов и Хмуров из седьмого «Б», один неизлечимый двоечник и прогульщик Коля Петров, завсегдатай педсоветов, можно сказать, ветеран, бессменный лидер среди хронически неуспевающих. Кто-то был там еще из младших классов, то ли драчун, будущая гроза школы, кинг-конг, подрастающий соловей-разбойник, то ли тот тихоня, который где обманом, где силой деньги отбирал у своих одноклассников. Короче, еще та компания, и Юдину в ней, должно быть, очень неуютно сейчас. Вообще-то тот же Коля Петров года четыре уже, как должен был учиться в школе для умственно неполноценных. Это точно! Но сколько ни бились они с бабой Шурой, сколько ни писали представлений, писем и характеристик, Колю в такую школу устроить не удавалось — не брали. Он у вас еще ничего, говорили, еще не совсем, а мы уж самых-самых, говорили, принимаем, мест, знаете ли, очень не хватает. Так что вынужденное соседство с Петровым для Юдина все равно что пощечина. Ничего, потерпит. А он что думал, дадут ему, что ли, свободно торговать в стенах школы?..