Дмитрий старшой посоветовал мне назначить на удел толкового волостеля, а самому как можно скорее перебраться в Москву и жить там полноценно. Он с воодушевлением поделился со мной впечатлениями о столичной жизни. Рассказал, как на Спас приезжали фрязины и глуму лицедейску показывали, да мусикию голосили лепо. Поведал о затейливых механикусах из земель немецких, о пышных ярмарках, где продавали ткани и камни переливчатые и тварей неведомых показывали из земель полуденных, персидских да синдских.
Где-то в потоке слов промелькнула мысль, что Москва в скором времени задавит Галич. Я спросил его напрямую:
– Если начнётся война Галича с Москвой, под чьи стяги ты встанешь?
Лицо брательника стало серьёзным. Он глухо произнёс:
– Отичу не премочь[699] правительницу Софью. За ней стоит могутна Литва.
И грустно добавил:
– Аще Галич не преклонитеся[700] Москве, отич вся собину отщети. И оружие претное ваше, немцы сотворяху, не пособит. Мы с братичем Василем шерт даваша государю Московску служити ему с честием.
– Дураки вы с братом Василием. И дядья ваши тоже. Подлое существо из сына княгини Софьи растёт, весь в матушку-литвинку. Всех своих родственников они оба попытаются на тот свет спровадить. Кого железом, а кого ядом. Да и прежний правитель Московский Василий Дмитриевич не своей смертью помер.
Зря я разорался так. Брат взглянул на меня, как на сумасшедшего. Понять его было не трудно. В княжеских семьях детям с молоком матери прививали жёсткий запрет даже на помыслы об убийстве какого-либо родственника, даже самого дальнего.
– Несмь супостат отичу сея, – мрачно высказался тёзка. – От епископа Ионы свиток ему прилещах. Советуе владыко отичу не прятися с боярином Всеволожем до возвращения митрополита в Москву. Святейший сможе утишити[701] ерохвоста[702].
Под конец встречи брат сам вдруг предложил поучаствовать своим отрядом в военной экспедиции на Чухлому. Сказал, что одного меня оставлять на таком поприще очень опасно. Его два десятка обстрелянных бойцов пришлись бы мне весьма кстати. Я с благодарностью принял помощь.
Отца застал в его рабочем кабинете в окружении дьяков и бумаг. Выпроводив за дверь рядцев, он пожаловался:
– Вельми требен ми боярин Семён. Яко десница[703] у мя отъяша.
– Разве среди твоих бояр и дьяков мало умных людей, способных заменить твоего дворецкого и так же лихо тырить деньги из казны? – опрометчиво возразил ему.
Государь сразу же насупился и буркнул:
– И ты такожде мнишь. Вотще[704] я тя послал к старшому брату. Иже паки он те рече?
Рассказал государю о состоявшемся разговоре с братом. Посоветовал пойти навстречу намерениям брата посвататься к боровской княжне. В его желании посредством брака прираститься новыми землями не было ничего зазорного. Сам же как-то говорил о своём желании помириться со старшими сыновьями. Вот пусть и мирится. Василию можно будет пообещать новгородское княжение. Государь меня выслушал, скептически кривясь и высказался: