с чем-то сладким. Пока объедался, вятшие мужчины вели неторопливый разговор.
– Гости[33] глаголяша[34], в Смоленске явлен бысть[35] волк наг, без шерсти. Людёв сей волк ловяху и ядяху, – заявил низенький и совсем седой боярин.
– А в езере[36] под градом Троки всю седмицу[37] рудь[38] стояша наместо[39] воды, – поддакнул ему пожилой худощавый вельможа с приятным, я бы даже сказал, умным лицом, обрамлённым короткой черной бородкой с вкраплениями седины.
– Воистину лихое[40] гряде[41]! – печально констатировал боярин с широким волевым лицом, заканчивающимся книзу не менее широкой русой бородой.
– Не тужи[42], боярин Семён. В пределах литвински те беды проистече. Наша держава святостию спасаетеся, – убеждённо изрёк князь Юрий.
Надо будет на заметку взять, что при батюшке не стоит подшучивать на религиозные темы, экспериментировать над своим здоровьем тем самым. Наевшись, сыто рыгнул и ляпнул:
– Кофе можно чашечку?
Ага, ещё бы сигаретку попросить и коробку презервативов. Князь поначалу округлил глаза, но затем с натянутой улыбкой сказал:
– Сия кофа неведома нам, сыне.
Внезапно вспомнилось, что про кофе в начале пятнадцатого века даже в Османской империи еще мало кто знал. Раз ещё не настала эпоха приятного проведения времени за чашечкой кофе, то можно побаловать себя хотя бы заменителями:
– В иноплеменных странах люди это пьют. В книгах читал. В наших краях можно сладить такое питьё из желудей. Пусть холопы желуди, ячменные зерна и корни цикория, перемелят и приготовят напиток.
Дьяк растерянно потоптался, поклонился и приказал слугам собрать использованную посуду. Вместо неё на столе оказались кружки, наполненные чем-то кисло пахнущим. Напиток, называемый сикерой[43], мне откровенно не понравился. Какой-то уксус голимый, но окружающие пили его, причмокивая от удовольствия.
– Уфф, вар[44] тяжен[45] с небесе нисходит, – пожаловался приятнолицый боярин, – а кофа сия хладит, княжич? Не мнил про сяку[46] ядь[47], поне[48] мнози[49] иноземны ества пивны[50] ведомы ми.
– Нет, его чаще горячим пьют, – сделал пояснения.
– Ишь ты, – хмыкнул другой бородач с тёмно-рыжими волосами, сильно смахивающий на экранного викинга. – Из желудёв пиво ладити[51]. Ту ядь смерды скотам рытят[52]. Княжич нас свинами мнит.
Статями говоривший ничем не уступал моему нынешнему отцу. Отличали его вдобавок большие кустистые брови над пронзительными глазами стального цвета.
– Не порещи[53] маво сына, княже Борис. Сладят людишки сию ядь, окушамися[54], – деликатно осадил отец сообедника.
– Не стану я в сеи уста