– Княже Борис, яко борзо буде учинена рать на Чухлому?
Викинг многозначительно помолчал, медленно прожёвывая пищу, и, наконец, промолвил:
– Слаживаем с боярами в градах, по детям боярским, послужильцам[476] да даточным[477] людям. Биричи[478] гласят дружников праздных, да повольников[479] охочих. Часть воев я сеих дам. Помале доспеем сотню-две оружных. Довлеет ими смердов усмирить.
Охочие люди… У князя разве нет своего войска? Что за махновщину тут развели?
– А сотники да десятники кои мужи вятши ийти похотеша? – дохнул крошками князь.
Воинские звания в этом времени определялись приблизительным числом людей в подразделениях: десятники, сотники, тысяцкие… Не помню, как в Москве и во многих других русских городах, в Галиче тысяцкий был всего один, и он был ответствен перед князем за все воинские дела. Своего рода министр обороны, если по-современному. Сотниками считались «по отечеству» все бояре или назначались княжеским указом заслуженные воины. Присвоение этого звание по факту означало боярство. В десятниках служили дети боярские и иногда выдвигались туда обычные воины из простолюдин по приказу воеводы. Звание воеводы не являлось постоянным и давалось только на время ведения боевых действий для руководства воинскими подразделениями.
Никто из отцовых бояр не выразил пожелания идти сотниками усмирять бунт, даже за возможные в таких случаях княжеские дачи[480] земельными приращениями и прочей гобиной. Отец с тысяцким решили назначить в поход действующего сотника Анисима Рогатого и сына Жеховского – Семёна Осину, которого ещё только предстояло возвести в звание на ближайшем заседании думы. Резво подсуетился отец для своего среднего сыночка с боярством. Интересно, а почему моего мнения по этому поводу никто не спрашивает, у воеводы, здесь, между прочим, сидящего? Этак никакой субординации во вверенном мне подразделении не добьёшься.
Тысяцкий с дворецким вяло доругивались по поднятым на думе темам.
– А княжич Димитрий почто молчит? Сказывай, аще еси речити, – подключил меня к обсуждению отец.
Ага, вспомнил о моём присутствии.
– А чего сказывать? – зло пробурчал я. – В думе вроде бы всё решили, и я сюда трапезничать пришёл. В тишине лучше желудочные соки выделяются. Если о Москве речь, то спешить не стоит. Умные люди говорили про войну: – «Ultima ratio regum – последний довод королей». А ещё в народе говорят: «Худой мир лучше доброй ссоры». Все ли возможности исполнены? Боярин Данила прав. Нужно договариваться.
Князь удовлетворённо хмыкнул. Тысяцкий грозно блеснул глазами из-под кустистых бровей. Боярин Морозов облегчённо заулыбался. Резон в моих словах был основан на принципе: «Если не знаешь, что сказать – говори по-французски». Если бы мне рассказали о ведущихся сейчас дипломатических усилиях по перетягиванию на свою сторону княжат, Васькиных дядьёв, городских старшин, сумел бы что-то умное из себя выдавить. В некоторых городах, принадлежащих формально великому княжеству Владимирскому, люди не желали власти над собой московского князя, а вернее, алчной боярской клики, и симпатизировали князю Юрию в его споре с племянником. Братья отца стояли вроде бы за Василия, но при хорошей обработке с использованием литовского фактора могли бы перейти на нашу сторону. Да и княжат вполне возможно перевербовать. Жаль, что на интересы Москвы работает такой мощный игрок, как боярин Всеволож. Против него боярин Чешок определённо проигрывал.