– Разумеется! – выпалил Нокс.
– Дэнберри ни о чем не знают, поэтому прошу тебя никому не говорить! Но можешь взять кого-то с собой, если захочешь.
– В пятницу вечером у Дэнберри. Спасибо, Крис! Я буду!
Вне себя от радости, Оверстрит бросил трубку и издал громогласный вопль.
– Она рада, что я позвонил! И даже позвала на вечеринку, представляете?
– К Чету Дэнберри, – холодно произнес Чарли.
– Да.
– То-то и оно.
– Что? – перешел в оборону Нокс.
– Неужели ты считаешь, что идешь с ней?
– Да брось ты, конечно, нет! Не в этом суть. Вовсе не в этом!
– А в чем, по-твоему?
– В том, что она не забыла меня!
– Вот как, – покачал головой Далтон.
– Мы виделись всего один-единственный раз, а она меня помнит! – Нокс готов был выскочить из штанов от радости. – Черт, она все-таки будет моей! Я чувствую это!
Он даже не выбежал, а вылетел из комнаты. Друзья переглянулись и пожали плечами.
– В конце концов, кто знает? – произнес Чарли.
– Надеюсь, она не разобьет ему сердце, – прокомментировал Нил.
Нил как следует жал на педали, пролетая через площадь перед ратушей по дороге на репетицию в Хенли-холл. Обогнув здание и миновав ряд лавчонок, он свернул на тихую, типичную для штата Вермонт улочку, которая вела к белому кирпичному зданию школы. Спешившись, он вошел в ворота и оставил велосипед на стоянке. Стоило ему ступить в зал, как режиссер тут же подстегнул его:
– Поторопись, Перри! Мы не можем играть эту сцену без Пэка!
Улыбнувшись, юноша бросился на сцену. Схватив у ассистентки посох, увенчанный шутовской рожей, он продекламировал всем известные строчки из Шекспира, закончив словами:
Купидон, известный хват:
Бедных женщин мучить рад![17]
Он опустил глаза: распростершись на сцене, обессиленная Гермия, которую играла Джинни Дэнберри, глядела на него ошарашенно. Но стоило ей вступить, как режиссер – светловолосая учительница за сорок – прервала ее и обернулась к Перри.
– Молодчина, Нил! – похвалила она. – Чувствуется, что твой Пэк серьезно относится к своему заданию. Но помни, что он и в самом деле наслаждается возможностью попроказничать!
Кивнув, Нил повторил задиристо и ехидно:
Купидон известный хват:
Бедных женщин мучить рад!
– Великолепно! А теперь ты, Джинни!
Изображая бессилие, будто вся истерзанная шипами, она поползла по сцене.
Под указания режиссера ребята прогнали сцену несколько раз.
– Увидимся завтра! – крикнул Нил, когда репетиция подошла к концу. Когда он возвращался к стоянке в сумерках, глаза его метали молнии, а щеки горели от возбуждения. По дороге в академию сквозь сонную деревушку он твердил те же строки, что повторял на протяжении последних двух часов.