Разве забудут ленинградцы, сражавшиеся на Малой земле, то грозное январское утро?! Грохотали небо и земля. Над аэродромом балтийских штурмовиков, готовившихся к боевым вылетам, с тяжким шуршанием проносились в снеговых облаках снаряды.
Погода была нелетная, видимость нулевая, снеговая завеса окружала выруливающие на старт «ИЛы». Но самолеты поднимались один за другим. Они шли вершить возмездие.
Два объявленных фашистами неприступными оборонительных пояса, душившие Ленинград целых девятьсот дней, были прорваны. Фронт прорыва наших войск на всю глубину обороны противника расширился на десятки километров.
Освобождены Пушкин, Павловск, Петергоф, осадная артиллерия в районе Дудергоф — Воронья гора уничтожена, у врага захвачено двести стволов.
Двадцать пять тысяч солдат и офицеров потерял противник за эти шесть дней наступления Ленинградского фронта.
Какую страшную память оставили о себе фашисты!
Чтобы сейчас вернуть ощущение пережитого в этот счастливый, но такой горький день освобождения Петергофа от гитлеровских убийц, обратимся к фронтовой корреспонденции. Вот ее текст:
«Немцы называли Ораниенбаум «котлом». Они разглядывали его в дальномеры, расстреливали из орудий. Тяжелые испытания выпали на долю этого старого маленького города.
Да, Ораниенбаум был котлом, в котором бурлила наша ненависть, наш гнев. И вот котел раскрылся, и огненная лава выжгла фашистскую нечисть.
Мы выходим на Петергофское шоссе. Более двух лет оно было мертво, и только разрывы снарядов да свист пуль наших снайперов напоминали о том, что множество пристальных, ненавидящих глаз следит, охотится за врагами.
Теперь шоссе ожило, в снег вдавлены квадратики автомобильных шин, по дороге идут бойцы, обозы.
Старый Петергоф… Искалеченные деревья, красные пирамиды — памятники бойцам, павшим здесь на границе Ораниенбаума и Петергофа.
Надолбы, слева затянутый льдом залив, дорога все суживается.
Дальше машины не идут. Сейчас кончится земля, еще недавно бывшая «ничьей». И вот мы входим в Новый Петергоф.
Деревья без вершин, кроны срезаны снарядами. Разрушенный, сожженный Петергофский дворец. Это зрелище так жестоко, так страшно, что сначала кажется почти нереальным. Только уродливые клетки стен с провалами окон глядят на взморье. Нет пленительных статуй «Самсона», «Нептуна», «Львиного каскада»… Все истреблено фашистскими варварами.
…Проходящие мимо бойцы глядят на безобразные развалины и что-то безмолвно шепчут. Это слова гнева, слова проклятия.
Перегоняем саперов. Красный проспект — теперь улица руин.
Здесь немцы еще совсем недавно ходили, гадили, смеялись, рассказывали друг другу плоские анекдоты.