— Это от каблуков берцев. Наверняка раненого волокли. А может убитого. Выносили, кого смогли. Сколько ж их было?
Чуть в стороне нашли ещё одни следы волочения. Обратили внимание на часто попадающиеся упаковки от бинтов и пустые шприц-тюбики от обезболивающих средств. Значит, не бросают своих, если есть, кому вытащить. А то у нас тут «бешенные пропагандисты» в нелюдей «укропов» превращают. А как насчёт: «Русские своих не бросают»?
— Нос, Пуля пройдите ещё метров сто, но не больше. И назад. Под ноги смотрите. Старший — Нос, — отдал команду Дед.
А тем временем ребята начали собирать брошенное оружие, сносить тела и останки погибших в одно место. Мне почему-то казалось странным, что после такой интенсивной стрельбы с обеих сторон, потери, в общем, не такие значительные. Стреляли суматошно и плохо? Или не старались стрелять хорошо?
Мы с Пулей медленно пошли вперёд, держа друг друга на прямой видимости. Ничего интересного, кроме уже виденного раньше, не попадалось. Срезанные осколками ветки молодых дубков и осинок хрустели под ногами, демаскируя нас. Я было, уже хотел свистнуть Пуле, что пора возвращаться назад, но неожиданно и ясно услышал, как лязгнул металлом передёрнутый затвор. Услышал звук и Пуля, мягко сняв с предохранителя свою СВД. Я махнул рукой, чтобы тот спрятался, а сам присел и, вглядываясь в густую зелёную поросль, крикнул:
— Видим тебя. Снайпер держит твою голову на мушке. Бросай автомат и выходи с поднятыми руками. Иначе будем стрелять на поражение.
— Дядьку, нэ стриляйтэ! Я нэ можу выйты, бо пораненый. Кулэмэт бросыв, — крикнул высокий, дребезжащий мальчишеский голос.
— Нос! Вижу его. Он у меня в прицеле! Могу стрелять! — радостным голосом крикнул Пуля.
— Я тебе стрельну! Я тебе сейчас по ушам… опусти ствол, — заорал я на этого засранца, — слышь, малой! Оружие в сторону, я иду к тебе. Всё нормально будет, не дёргайся.
Пока ещё не видя этого раненого хохла, я краем глаза заметил, что винтовку Пуля не опустил и всё так же смотрит куда-то вперёд через оптический прицел. А вот и он! На земле сидел, оперев спину на пенёк, большой, упитанный мальчишка лет семнадцати — восемнадцати. Круглая, стриженная под «ноль» белобрысая башка, бледные от ранения и страха полные щёки, еле заметный пушок под носом и полные слёз огромные голубые глаза. Он, не моргая, испуганно смотрел на меня, облизывая сухие губы. Разведчик, твою мать! Штанина на правой ноге парня была разрезана от паха до лодыжки и туго перевязана выше колена грязным бинтом, пропитанным кровью. Рядом лежал ручной пулемёт ПКМ, с отстёгнутым магазином. Я встал так, чтобы перекрыть своей спиной «линию огня» нашему неугомонному снайперу. Но через минуту уже услышал его недовольное сопение у себя за правым плечом.