– Дядя, тебе письмо, держи.
Сунул в руку лист бумаги и растворился, словно и не было.
– Вот паршивец! – начальник невольно улыбнулся.
Через четыре часа листок лег на стол учителя Фахретддина.
* * *
Вот уже почти неделя, как Али с семейством обосновался в Атешгяхе. Мехри, да и сам Али очень скоро обнаружили, что в Баку совсем ничего не знают про жителей общины. Говорили, что они нелюдимые, замкнутые, оказалось – все это враки.
Тогда Али и Эл проговорили почти до рассвета, вспоминали, рассуждали, делились своими историями.
– Знаешь… Помнишь, про Саида рассказывал.
– «Стреляли»? Не успел еще забыть, забавно вышло, да. А что?
– Понимаешь, чудная с ним история. Он тебе передать велел кое-что.
– А сразу почему не сказал?
– Да странно как-то, все думал, надо ли?
– Раз велел – надо.
– «Передай учителю Фахретддину, я не убивал отца и брата». Вот.
– Я услышал тебя.
– Не хочешь рассказать, что это значит?
– Не хочу.
Они помолчали.
– Солнце встает…
– Пора, у нас просыпаются рано. Пока поживете у Гюльнур, она одна, места много, и ей в радость. Понравится у нас – свой дом построишь. Да, все вопросы – к ней. Она предупреждена. По городу проход свободный, за пределы – по пропуску. Иди, мне тоже поспать надо. Самир тебя проводит.
Друзья обнялись. Каждый из них понимал – в другой раз так пообщаться получится не скоро.
Идти оказалось недалеко.
Мехри бросилась к мужу:
– Что так долго? Я заждалась.
– Наргиз как?
– Спит.
– Давай и мы ляжем? Думаю, нас простят, если отдохнем хорошенько?
Они проспали весь день. Наргиз, которая проснулась в обычное для себя время, закапризничала, но Гюльнур удалось ее успокоить. Правда, девочка так и просидела, перебирая игрушки, около спящих родителей, наотрез отказавшись покидать комнату. Она даже ела только тут.
– Какая у вас смирная дочка!
– Она привыкла уже, дома всегда одна оставалась.
Гюльнур на вид было лет пятьдесят, невысокая, худая, если не сказать – сухощавая, с острым носиком и черными с проседью волосами.
– Слышала, ты готовишь хорошо?
Мехри покраснела – она никак не ожидала, что о ее талантах знают и здесь.
– Да не удивляйся ты, – Гюльнур заметила смущение гостьи, – у нас же все бакинцы, все из метро. Да и новостям всегда рады.
– Учитель сказал, что вы нас насчет порядков просветите?
– Все расскажу, но пока ешьте давайте – не из «Жемчужины» еда, но и я кое-чего умею.
Рассказ Гюльнур был похож на лекцию о жизни в средневековом городе или, что еще вероятнее, о первобытно-общинном строе.
Все, что нужно было жителям Атешгяхе, по возможности производилось тут же. Что произвести было невозможно, покупалось, а точнее сказать, выменивалось в Баку. Само собой, на первом месте стояло кузнечное дело, и странно было бы иное при дармовом огне. Пусть он и священный, но начисто испорченные цивилизацией жители в его божественное происхождение верили ровно настолько, насколько и в то, что все вокруг создано богом. И барашек тоже. И что, только поэтому отказаться от вкуснейшего мяса?