Неужели её чувства были «от ума»? И вместе с памятью всё стёрлось: их жаркие, сладкие ночи, их счастье, их смех и полёты?! К горлу подкатывал ком. Грусть граничила с отчаяньем. Драконья сущность просилась наружу — хотелось развернуть крылья, взлететь, полыхнуть огнём со всей силы. Может, тогда бы полегчало. Но поддаваться порывам было никак нельзя. Уже поспешил раз и всё испортил.
Набережная реки опустела. Аня распугала всех своей маленькой чёрной штуковиной. Даже странно. Надо у Славика спросить, что это был за инструмент. Голова кипела. Иррандо бросился в реку, чтобы хоть как-то охладиться, но тут же вынырнул, в ужасе округлив глаза. В них что-то попало, или, наоборот, выпало… Это была не вода! Точнее вода, но какая-то не очень, грязная и мутная.
Иррандо подтянулся на руках и вылез на облицованный камнем берег.
— Топился, что ли? — зыркнула на него вульгарная девица почти без юбки.
— Да, накуренный, вон глаза красные, — ответила вторая. С кольцом в носу и в пупке, с фиолетовыми спутанными волосами и… в джинсовых трусах, с обтянутыми сеткой ногами.
О, нравы! О, разбойничий язык! О, распутные дьяволицы! — закатил глаза принц.
Отряхнулся. Усилил драконий огонь внутри, и одежда высохла в считанные секунды. Но ил в волосах остался.
«Нет, всё! Надо забирать отсюда Аню. А то и сама заболеет, и дитя отравит нездоровой водой и нечистым воздухом! И нахватается снова всякого разбойничьего. Без вопросов, заберу домой. Похищу, если сопротивляться будет! Всё равно она считает меня злодеем», — решил Иррандо и пошёл к подземным лабиринтам, тьфу… к станции метро. Слава Славику и восхваление за то, что вчера целый день терпеливо и дотошно обучал реалиям странного техномира.
Лорд Лонтриэр, конечно, заблудился, чуть не попал под машину, но больше не стал ни к кому приставать с вопросами, а сверяясь с чуть подмоченной бумажкой из кармана, нашел всё-таки метро, а внутри — светло-зелёную линию по картам и указателям и нужное чудище с вагонами. Доехав самостоятельно до Кузьминок, он почувствовал себя победителем.
С огнём и решимостью в груди Иррандо шагал мимо лавок и домов, мимо белых в пятнышки деревьев и цветных машин. Вот сейчас он постучит к ней в дверь, возьмёт за руку и скажет: «Ты моя жена. И должна быть рядом с мужем, не важно, помнишь ты меня или нет!»
И заберёт, на плечо закинет, если что. Их соединило Око! Значит, всё! Возражения не принимаются! А то на такие жертвы пошёл, уговаривал ласково, в любви признался, даже волосы остриг, что вообще позор, а ей всё равно! Наверняка вредные флюиды феминизма виноваты!