— Нет? — Збруев резко сбавил обороты и взял на тон ниже. На него эта манера, как оказалось, тоже действовала как холодный душ. Сев в кресло и немного успокоившись, он продолжил: — У меня плохие новости, товарищи офицеры. Знаете кому принадлежала найденная вами помада?
— Кому? — на автомате спросил Днёв, хотя задавать этот вопрос, в общем-то, и не требовалось.
— Елене Дмитриевой.
— Что…той самой?… — чуть не поперхнулся подполковник.
— Той самой, Елене Станиславовне Дмитриевой — дочери члена Центрального комитета Национал-коммунистической партии.
Збруев сделал паузу, чтобы у слушающих было время усвоить сказанное им.
— Но откуда это известно? — спросила Лада.
— Оттуда, откуда вы недавно приехали, ничего толком не узнав! — снова повысил голос генерал. — Говорю же, под трибунал вас обоих мало… Но и это еще не все. Есть новость и куда хуже.
И он начал рассказывать.
— Теперь, когда все успокоились, можно начинать. — Крот сидел за столом председательствующего и высокомерно осматривал волков. — Итак, первое. Несмотря на то, что из-за Грома операция оказалась под угрозой срыва, она все-таки была осуществлена. Объект уничтожен. Вместе с ним подверглась уничтожению и его семья. Второе: с сегодняшнего дня расклад внутри организации меняется, если можно так выразиться. Это вынужденная мера, но последние события, а если быть точнее, то слабость некоторых членов организации, готовых в любой момент пойти на попятную, убедили меня, что другого выхода просто нет.
Волки напряженно слушали своего председателя. Большинство курило.
— Я поясню, что я имею ввиду, — продолжал тем временем Крот. — На мой взгляд, пора переходить к более решительным метод борьбы. Все эти игры в партизан, конечно, имеют свой эффект, но, говоря откровенно, эффект этот весьма незначительный. Так мы можем, конечно, еще некоторое время подержать власть в напряжении, но толку от этого не будет никакого…
— Как это никакого? — возмутился кто-то из присутствующих. — Акции имеют огромный резонанс!
— Только в ваших фантазиях, к сожалению, — довольно жестко ответил ему Крот. — И эти фантазии мне надоели. И не только мне, господа.
В комнате возникло оживление. Молодые люди начали перешептываться и кидать боязливые взгляды то на Крота, то на Грома. Впрочем, и сам Гром выглядел весьма растерянным в этот момент. До этого он стоял, упершись плечом о стену, скрестив руки на груди, и снисходительно слушал речь товарища по оружию, но услышав о том, что «фантазии» надоели не только Кроту, выпрямился и уставился почему-то в потолок, словно ища там ответа или поддержки.