— Тогда какого же хуя, Маша, — она ошеломленно посмотрела на него, услышав свое имя. — Он так тесно прижимался к тебе?
— Поцелуйте меня, — захныкала она, уже не в силах сдерживать мольбы о ласке. Чего ради он вообще заговорил про Андрея? Разве он не видел, что только его она жаждет почувствовать в себе, что только он причина её порочных снов.
Её ладони легли ему на грудь, скрытую плащевой тканью куртки.
— Он ничего не значит. Только вы. Только ты.
Его глаза прищурились в поисках лжи на её лице.
Его лихие глаза прищурились в поисках лжи на её ангельском лице.
— Блять, — рыкнул он и буквально впечатался губами в ее приоткрытый в нетерпении рот, сразу активно проникая языком и затевая настоящее сражение. Его тело было всё еще напряжённо, словно перед прыжком, а руки властно охватывали тонкий стан, изгибающийся как ива, под напором ветра. Она сладостно застонала ему в рот, когда он сдавил через ткань её ягодицы, а коленом раздвинул ноги.
— Стааас!
Услышав это призыв, он расслабился и грубый поцелуй стал мягче. Теперь он без устали гладил её выгнутую спину, атласную кожу обнажённых рук.
— Какая же ты сладкая, — прошептал он и стал собирать испарину с её шеи губами и языком. Её пальцы вплетались в его влажные волосы, сжимали и оттягивали.
— Скучала по мне? — проронил он, с трудом оторвавшись от её губ. Его выражение лица было совершенно нейтральным с легким оттенком издёвки, словно он не хотел, только что свернуть ей шею. По его крепкому телу пробегала слабая дрожь и Маша задним умом понимала, что это из-за близости её влекущего тела. Это невольно возвысило её на небеса, где все радостно рукоплескали её безмерному тщеславию.
— Знаю же, что скучала, — допытывался Стас, а Маша кусала губы, размышляя над ответом.
На языке она чувствовала вкус его кожи, на теле остались следы его ревностного пыла, а в сердце стало слишком тесно для кого-то кроме него. Тем не менее Маша подняла ресницы и произнесла со всем достоинством, что в ней еще осталось, учитывая молитвы о грехе.
— Не скажу.
Он рассмеялся негромко, но искренне и гортанно. Кивнул, подтверждая ее право на остатки гордости.
— Маленькая неприступная птичка. Как новый врач?
— Ну, вполне, — пожала Маша плечами, гибкими пальцами поглаживая его влажные волосы и обрисовывая скулы на лице. Она вспомнила о том, какими резкими были движения рук у женщин, её осматривающих и склонила голову набок, рассматривая наглое лицо своего сладкого доктора. — Меня никто не лапал, если вы об этом. Ни Нина Валентиновна, ни медсестра. Не помню ее имени.
— Еще бы, — дерзко усмехнулся он. — Ты вручила на это право лишь мне.