Откидываюсь навзничь, облизывая
пальцы, все в липком соке. Фёдор
виноградину кладёт мне в рот.
Глотаю. «Ещё?» – «Нет,
больше не могу, иначе лопну».
Он кривит губы, в зрачках —
лукавство. Ложится рядом, и мы
целуемся. Он смотрит мне в глаза,
вытаскивает из волос застрявший
листик, совсем как золотой.
Над нами полог густой дерев,
вся их листва точно из золота.
Из золота и серебра.
«Лайя, будь моей женой», —
он просит. Я вскидываюсь.
«Что ты сказал?» – «Ты
слышала прекрасно. Да,
будь моей женой, моей навеки». —
«Но мы же, – морщусь, —
едва с тобой знакомы». —
«Я дом построю рядом с вашей
хатой. Ну, может быть, чуть-чуть
подальше, где-нибудь в лесу дремучем».
Взгляд глаз зелёных светел и кристально
чист. Как хочется
поверить его словам. Однако
я и сама не знаю,
чего мне нужно.
«Ты, птаха, много значишь для меня». —
«Ты так уверен?» Он сжимает мои пальцы.
«Люблю тебя, тебя одну. Ты чудо, Лайя,
ты, словно лебедь белая,
красива и свирепа».
Как лебедь? Но откуда он узнал?
На ум приходят Либа, матушка и даже
святая Анна-Лебедица… Я моргаю.
Листва над головой неотвратимо
буреет…
«Ты ведь нездешняя, – мурлычет
Фёдор, лаская мою шею. – Ты
принадлежишь к иным местам
и существам».
«Он прав», – мелькает мысль.
Я встряхиваю головой. И всё-таки
на что он намекает? Вернее – на кого?
«Взгляни же на меня», – он прижимает
руку к сердцу. Смотрю. Вокруг
всё делается вновь зелёным
и золотым.
«Клянусь. Клянусь своею кровью!»
С этими словами он вдруг прикусывает
палец. Его клыки как будто заострились?
Да, так и есть. Из пальца хлещет кровь.
Я вздрагиваю. Впрочем, разве кровь —
не знак его любви? «Дай руку, Лайя».
Протягиваю. «Что?
Уже ты вся в царапинах, бедняжка!
Как же так?» – «Я просто заигралась.
Захотелось венок сплести мне
из чертополоха. Ты ведь научишь и меня
лесному волшебству?» – «Конечно.
И этому, и многому другому». Фёдор
целует палец мой, слегка кусает
и прижимает к пальцу своему,
смешав две наших крови. Меня
бросает в жар. Я падаю в его объятья,
и всё вокруг окутывает тьма,
тьма, тьма.