Счастливое воспоминание выцвело и поблекло. Однажды, оно испарится, — подумал я, и позволил себе окунуться в прошлое глубже…
«Учись хорошо, Рейн», — наставляли меня оба родителя, отправляя в начальную школу, как только мне исполнилось пять.
И я учился, видя как они пашут в поте лица. Но мне не было от этого грустно. Повзрослев, я понял, что родители никогда не унывали, веря в труд, и с надеждой смотрели в будущее. И я видел их глазами.
В Клаудс у меня появились друзья. Неподалёку от нас жили еще трое ребят моего возраста, часто наши папы сговаривались и оставляли нас вместе. Мы по очереди играли то в одном, то в другом доме. Жизнь представлялась радостной и беззаботной.
Один из ребят ходил в тот же класс, что и я. Мы сдружились и стали не разлей вода. Всегда были вместе — днём в школе, а по вечерам дома. Играли в приставку, смотрели мультики, бегали по двору, вытаптывая цветы. И даже в углу за это стояли вместе.
Даже странно вспоминать об этом. Вроде простая убогая жизнь, почти в нищете, сейчас казалась семейной идиллией, которую только и увидишь что на экране.
Мне было девять, когда этой жизни пришёл конец. Я помню тот день, когда один вернулся из школы, с обидой на друга, который после занятий двинул домой. Внутри было тихо. Зашёл в гостиную и нашёл папу, прильнувшего к визору. Он был обеспокоен, сосредоточив взгляд перед собой и даже не обернувшись на моё приветствие. Я поднялся к себе, помолотил ручным мячом о стену и снова спустился вниз. Папа сидел там же, где и раньше, продолжая смотреть новости. Меня так разозлило, что никто не обращает на меня внимания, что я отказался от намерения перекусить — пусть папе будет стыдно, что я остался голодным, и поднялся наверх.
Никто так и не зашёл ко мне в тот вечер. А на следующий день, в школе, все обсуждали новость: Дитер Прайд, глава всем известной банды «Метка смерти» взят под стражу. Тогда я не понял, чего суетятся взрослые. Порядки изменились не на следующий день. Но я становился старше, мир катился в пропасть всё стремительнее, и до меня наконец дошло, когда именно всё началось. И почему. Мой возраст был не при чём.
Дитер был отъявленным преступником, матёрым и закоренелым. Уже к своим двадцати семи он стал диктатором для Грейштадта и оказался гораздо лучше тех, кто забрал у него власть и превратил нашу жизнь — мою жизнь — в бездонную серую пропасть…
До сих пор, подглядывая за Дитером исподтишка, я не мог поверить, что существование многих может зависеть всего лишь от одного из нас. Только одного. Сказать, что я благоговел перед альфой, значило ничего не сказать. Я боготворил Дитера Прайда.