На обратном пути он прекрасно выспался, с аппетитом поел. Глаз перестал слезиться. Днем по внутренней трансляции поезда «Маяк» сообщил, что принят закон о Байкале. Из того, что было сказано, Федор понял, что убивать инспекторов больше не будут, а их ведомственное жилье переходит к ним в собственность. «Теперь станут вытеснять цивилизованно!» — подумал.
Снова Федор сошел на станции знакомого до мелочей, нелюбимого байкальского города. Не прошел и первой сотни метров к вокзалу, водитель микроавтобуса, высунувшись из распахнутой дверцы, щелчком метнул недокуренную сигарету под ноги прохожим. Рассыпая искры, она ударилась в ботинок лесника. Водитель смущенно вскинул глаза и, подавив мгновенную растерянность, взглянул на прохожего с удалью и нахальством, громко отхаркавшись, плюнул на асфальт и хлопнул дверцей.
Федор шагнул к микроавтобусу, плюнул в лобовое стекло прямо против лица водителя, так, что тот вздрогнул и боязливо откинулся. Слыша за спиной нечленораздельное ворчание, не оборачиваясь, пошел своим путем. «Поставлю зимовье в самой глубинке, запрусь и буду жить в лесу, — думал. — Много ли одному надо?»
Пригородного ждать не пришлось. И уходил он без обычного опоздания. Здороваясь со знакомыми в полупустом вагоне, Федор занял место у окна, тщательно вымыл руки после городов и поездов, достал пакеты с провизией и стал есть, поглядывая на сияющую под солнцем волну. Смотреть на то, что происходило рядом, было мерзко. Будто сговорившись, люди старательно пачкали берег и сам поезд. Залетная бригада таджиков из ненависти ли к здешней земле, по национальной ли традиции, плевала и плевала вокруг себя, швыряя окурки, спички и мусор в окна и двери вагонов. Словно соревнуясь с пришлыми и обезьянничая, не отставали от них местные жители.
«Плетью обуха не перешибешь! — скрипел зубами Федор. — Что с них взять?» — думал, стараясь неприязненно примириться с житейской обыденностью. А она, словно глумясь над идеалами прожитой жизни, назойливо лезла в глаза. Даже лавочник, которого Федор знал лет двадцать, высунулся из двери, бросил окурок в траву, громко отхаркался и сплюнул.
У кордона старшего лесоинспектора он вышел в тамбур. Никто не знал, где пропадал Москвитин три дня. Все равно, что этих дней не было. Пригородный остановился, затем медленно протянул вагон к деревянному настилу перрона. На нем толпилась вся семья лесника. Федор вышел из вагона и увидел Блуднова, лежащего на носилках. Склонился над ним. Игорь растянул губы в улыбку, от которой вздулись на выбритых щеках знакомые шары.