— Вылазь, время обедать, — со злой слезой крикнул Дед, свесившись через ограждение в шурф.
Проходчик задрал вверх полное, пышущее жаром лицо.
— Ночью есть вредно! Врачи так говорят.
Дед слегка заголосил в ночи, завернулся в две телогрейки, толкал в рот куски сала с хлебом, жевал, давился, гундосил проклятья, а Коля всю смену работал с огоньком, будто чувствовал моральную поддержку сверху.
К утру Дед бросил шурф, пошел наполнять водой бочки в бане. Злые гудки ревуна неслись от шурфа: Старатель бурно возмущался, что полная бадья не уходит вверх. Дед слышал сигналы и злорадно хихикал, показывая дулю ржавой бочке, наполняющейся водой.
К утру пар валил из щелей электробаньки. Что за конец смены без помывки? Уж в ней-то Дед знал толк. У него в мешочке и вехотка знатная — не один десяток на базаре перещупал, пока выбрал, — и мыло с особым духом. Коля намылил жесткий ежик хозяйственным, провел по бокам скрипучим куском поролона, вылил на голову тазов пять горячей воды и схватился за полотенце.
Зевая, из жилого вагончика вышел Лаптев. Дед, вдевая ногу в штанину, высунулся из двери, закричал про выбитые стекла. Лаптев молча протиснулся мимо него в душную, сырую баню, плеснул в лицо водой. Из жилого вагончика потянулась дневная смена. Мастер Касым с припухшим лицом выспрашивал у Коли о забое. Дед громко встревал, высовываясь из сушилки, дергался острый кадык на его шее.
Все расселись в бытовке возле электроплитки, курили натощак, громко швыркая, пили чай — ждали вахтовку с завтраком.
— Касым?! — хохотнул, Шульц. — Что-то у тебя физиономия сикосьнакось. Опять на кочерге летал?
— Не, — мотнул головой мастер, — с тех пор, как от председателя прилетел, — не сажусь. — Взгляд Касыма случайно остановился на Колином распаренном лице с искрящимся крапом пота. Было на нем что-то обещавшее весело скоротать время до завтрака. Он помолчал, даже губы не дрогнули в усмешке, только в уголках раскосых глаз заискрились огоньки.
— Однако, было дело, — вздохнул задумчиво. — Вечером, когда отправил вам экскаватор и подъемный кран, думал, напрямик быстрей долечу, но заблудился… — Мастер не глядел в сторону старателя, но чувствовал, как у того лезут глаза на лоб от возмущения или удивления: — Перед тем, конечно, выпили с баскармой. Я чувствую — хорош, на кочергу — скок! И алга в родной вагончик…
Коля захохотал, обнажив крепкие белые зубы.
— Так прямо и полетел?
— А что, — невинно удивился мастер, — сел и полетел.
— Не свисти, где это видано, чтобы люди летали? — серьезней и громче завозмущался старатель.