— Простите, мне что-то холодно, — робко сказала она.
— Осень… — буркнул бородач и разочарованно прошелся взад-вперед по комнате. Остановившись напротив учительницы, спросил в упор: — Вы, что ли, Довиле Мажримайте?
— Да, это я, — ответила учительница.
— Вы учились в Кликунай, в гимназии, да?
— Училась, — подтвердила девушка, так и не поняв пока, что означает этот допрос.
Мужчина сел наконец возле стола и, буравя учительницу взглядом, отчеканил:
— Командир Папоротник передает вам привет. Он жив и здоров. Просит узнать, как вы поживаете, где работаете, не обижают ли вас.
Довиле молчала. Теперь она не знала, как поступить: поддержать разговор или ни в чем не признаваться? Что, если это провокация?
— Какой еще Папоротник, не знаю такого? — округлив глаза, удивленно произнесла она. — К тому же позвольте спросить, кто вы такие?
Высокий расстегнул плащ, и Довиле увидела под ним мундир цвета хаки — такие носили когда-то в литовской армии. К стоячему воротничку были пришиты нашивки с изображением столпов Гедиминовичей. Сунув одну руку за отворот мундира, гость горделиво посмотрел на хозяйку.
— Мы литовские партизаны, — сказал он и похлопал другой рукой по лежащему на коленях автомату. — Как и Папоротник. В гражданской жизни он был вашим школьным товарищем, если не ошибаюсь?
Учительница молчала. Сцепив пальцы, она думала лишь, только бы не выдать себя, не спросить о том, что волновало ее больше всего — как там Шарунас?
— Так что же ему передать? — посуровевшим тоном спросил бородач, застегивая брезентовый плащ.
Его товарищ встал.
— Не знаю… — пробормотала Довиле. — У меня все в порядке. Работа мне нравится.
Оба гостя приложили по-военному пальцы к козырькам. Взявшись за дверную ручку, бородатый сказал:
— Будем держать связь через тетушку Леокадию. Это наш человек. Вы не возражаете?
Довиле пропустила его вопрос мимо ушей. Ночные визитеры ушли. Слышны были их тяжелые шаги на лестнице, потом хлопнула входная дверь. Девушка потихоньку спустилась вниз и задвинула щеколду.
Вернувшись в комнату, она села к столу, подняла воротник пальто, сунула руки в карманы, и, нахохлившись, задумалась. Так она просидела целый час — ни дать ни взять пассажирка в ожидании опаздывающего поезда. В голову назойливо лезли сумбурные мысли — о сне нечего было и думать. Терзали тягостные предчувствия: это лишь начало, лишь первая ночь без сна, а сколько их будет впереди…
После визита незваных гостей юная учительница еще больше сблизилась с тетушкой Леокадией — их связывала общая тайна. По вечерам они болтали о том о сем, вспоминали учеников, их родителей, судачили о деревенских событиях, жаловались друг дружке на невзгоды и трудности, но ни разу не касались запретной темы. Даже тогда, когда на большаке, неподалеку от деревни, был обстрелян автомобиль с исполкомовскими работниками, Леокадия равнодушно поинтересовалась: