— Ты же обещал!
— Я надеялся, — негромко проговорил Аркат. — На первый взгляд, тут, — он кивнул на серый металл на ладони, — всего хватало — и металла, и крови. Но Орден, видимо, оскудел в последние годы… или обленился.
— В коровью лепешку Орден! Почему?
— Я же говорю… Орден пожадничал или тот, кто приказал использовать браслеты, просто не знад… словом, на Дана надели не новые браслеты. Раньше всегда новые были — они ведь на каждого мага настраиваются… А тут чьи-то чужие.
— Ну и что?
— Настройка сбивается. Двоится. Как… — Аркат нахмурился. — Как собака, учуявшая двух людей с запахом хозяина. И кровь в основном Сина, осколок ему прямо в ладонь воткнулся. Дановой мало.
— Ты хочешь сказать, мы ничего не можем сделать? — голос Латки сорвался.
Аркат не шевельнулся. Тир терпеть не мог, когда новоявленный соратник вот так замирал. Он понимал, что бывший маг не виноват, что орденская выучка кого угодно прижмет и вынудит вести себя по растреклятому «Канону о магов должном поведении», но видеть это было тошно. Не так опасно, как Синово подчинение — просто противно. Невольно вспоминался выжженный солнцем двор крепости и столб, за несколько дней пропахший кровью… и страх перед скрипом открывающейся двери…
Сколько оставалось дней до того, как он сам бы вот так, по «Канону…»?
Тир скрипнул зубами. Не время. Не сейчас. Не смей трусить, рыцарь!
— Ты обещал!
— Спокойно, Лата. Аркат, правда ничего нельзя сделать?
Бывший безымянный прикрыл ресницы, словно что-то высчитывал. И быстро, по-птичьи, кивнул:
— Можем. Увидеть.
Отче Мустафир в детстве получил ценнейший урок жизни от своих родителей. Саюри по рождению, он до шести лет, как положено, воспитывался на женской половине, и мать, обожая единственного сына, не раз портила ему жизнь, запрещая то одно, то другое. Мальчику хотелось многого: поймать в бассейне шуструю рыбку, сорвать с дерева крутобокое яблоко, самому смешать мед и фруктовые дольки в любимое лакомство. А мать качала головой и требовала помнить свое положение.
— Сынок, ты не простой мальчик. Ты — наследник военачальника. Твое положение достойное, а достойные люди ничего не делают сами. Они лишь приказывают.
— Но это же скучно!
— Глупыш. Это мечта многих — приказывать. Ты счастлив в своей судьбе, ты от рождения имеешь то, чего другие добиваются десятилетиями. Не теряй своего преимущества.
Попробуй ощутить прелесть власти…
Прелесть мальчик ощутил не сразу, но в конце концов это случилось, и отдавать приказы рабам и правда было сладко. Отец, забравший ребенка с женской половины, был явно недоволен «женским воспитанием» и «женскими глупостями» и пытался втолковать наследнику, что истинный мужчина должен прежде всего заниматься достойным делом, а уж потом, если достигнет в нем успехов, сможет приказывать. Он был мужчина крутого нрава, и Мустафир быстро научился притворяться, что все понял.