— Но не найдут, — говорит Ниса. — Он же не покупал билет.
— В любом случае, письмо это странно. Ты же не барышня из прошлого века. Если бы ты хотя бы объявил в письме о своей помолвке, это показалось бы стилизацией.
— Отстань, — говорю я. — Я не могу позвонить. Потому что они поймут, что я вру. Или я не захочу их расстраивать и сам все скажу. Мне нужно быть стойким.
— Да, — говорит Юстиниан. — Пожалуй, я отстану и схожу за едой. Офелла, ты со мной?
Но Офелла молчит. Она тоже что-то пишет, только ожесточенно и в толстой тетрадке. Ее светлые волосы гладят бумагу, когда она ниже склоняется над текстом. А когда Офелла убирает пряди за ухо, чтобы не лезли в глаза, я замечаю, что у нее по носу рассыпаны едва заметные веснушки, такие светлые, что хочется коснуться их краской.
Она не обращает внимания на слова Юстиниана, словно не слышит.
— Хорошо, — вздыхает Юстиниан. — Ниса, тебе не предлагаю сходить со мной за едой, ведь твоя еда пишет своей мамуле письмо.
— Ты обещал отстать, — говорю я.
— Ты прав, человек моего масштаба должен выполнять обещания.
Когда Юстиниан уходит, мы с Нисой переглядываемся. Вовсе не потому, что хотим порадоваться тому, что Юстиниан нашел себе дело. Я говорю первый:
— Ты думаешь, они сестры? Мама говорила, что ее сестра покончила с собой. Они очень любили друг друга, и мама до сих пор не может смириться с тем, что тети больше нет. А если она есть?
Ниса передергивает плечом. Движение выходит слишком дерганное, чтобы показаться безразличным.
— Я не знаю, Марциан, — говорит она. — Моя мама никогда ничего не рассказывала о себе. Она вообще не очень охотно со мной говорит.
— А папа?
— Он говорил, что мама — парфянка, просто в ней есть чужая кровь, поэтому внешность у нее для наших краев экзотическая.
— А про ее прошлое? — спрашиваю я. Ниса щурится. Она не то чтобы раздражена моими вопросами, скорее, я вижу, она никогда не задумывалась о своей матери.
— Слушай, — говорит она. — Я не особенно интересовалась ее прошлым. Мама и мама. Мне кажется, я на нее всю жизнь обижена. Она очень холодная. Я не знаю, зачем ей вообще нужен был ребенок.
— Ты никогда не рассказывала, что у тебя так в семье.
— Ну, да. Потому что я не хочу думать о своей семье.
— Но если наши матери и вправду сестры, то мы — кузены. И я тоже твоя семья.
Она улыбается. Зубы у нее такие белые, что кажутся синеватыми. Так бывает, если немного стирается эмаль. А она стирается, если часто и подолгу чистить зубы. Так делает Ниса, потому что ей все время кажется, что у нее во рту привкус крови.
— Наверное, об этом мечтают двенадцатилетки, — говорит она. — Встретить лучшего друга, и чтобы он оказался братом. Клево.