Тем не менее смерть Ивана Грозного побудила литовско-украинских мужей попытаться если не переломить, то улучшить ситуацию, прибегнув к испытанному способу. В 1586 году при дворе заговорили о бесплодии Ирины Годуновой, вспоминали Василия III, когда тот из-за той же причины развёлся с С. Сабуровой и вступил в брак с Е. Глинской, дабы трон не остался без наследников. И теперь целая группа во главе с Шуйскими и Милославскими собиралась бить челом царю о разводе. В новые жёны сватали не кого-нибудь, а одну из сестёр Милославских, чей отец погиб в опричнину. РГ. Скрынников отмечал, что названные деятели являлись лидерами польской партии в Москве. В случае же смерти бездетного Фёдора, что их вполне устраивало, они возлагали надежды на унию, то есть фактически на вхождение Московии по аналогии с Литвой в состав Польши.
Однако Борис Годунов нейтрализовал этот замысел: несосто-явшаяся невеста пострижена в монахини, а зачинщиков с Шуйскими выслали. Но младшие представители рода, остававшиеся на свободе, продолжали «семейное дело», выезжая под видом охоты к границе для сговоров с литовскими панами. Там рождались слухи о раздорах в семье царя, о его стычках с Годуновым, доходивших до поножовщины. Во всём этом обращает на себя внимание одно обстоятельство: пропольскую партию возглавили Шуйские. Мы сталкиваемся здесь с новой тактикой: после опричнины никто из откровенной пропольской публики не решался на лидерство, уступая первые роли кому-то из местных бояр. Это позволяло минимизировать риски, связанные с раздражительным восприятием тех, кто симпатизировал польским порядкам.
Второстепенные позиции литовско-украинского клана в элитах уточнялись и идеологически. Концепция Московии как центра «всея Руси» актуальности не теряла, но предназначалась, что особенно важно понимать, сугубо для внешнего потребления. Попытки использовать идеологему для внутренних целей, то есть для первенства во внутриполитических раскладах, пресекались. Подчеркнём одно обстоятельство: большинство тех, кто оказался у руля государства с конца 1560-х годов и далее, являлись опричными выдвиженцами, но главное, они не вели своё происхождение от разнообразных князей Киевской Руси или Литвы. Отсюда их совершенно иное восприятие общерусской «колыбели».
Отказываться от дополнительных территорий никто, конечно, не собирался. Сохранение же литовско-украинского элемента имело вполне определённый смысл. Представители этих родов, присутствовавшие в элитах нынешней Московии, как бы олицетворяли связь с западными территориями, подкрепляли справедливость претензий на обладание этими землями. Конечно, это далеко от главных ролей, но вполне достаточно, чтобы оставаться встроенными во власть. Поэтому в конце 1580-х годов даже инициаторы неудавшегося развода Фёдора Иоанновича и Ирины Годуновой были помилованы. По случаю рождения у царской четы дочери объявили амнистию, включая тех, «кои мятеж творили о безчадии благоверной царицы». Так, Шуйские с компанией были возвращены в столицу, в 1591 году именно Василий Шуйский будет расследовать в Угличе гибель царевича Дмитрия (младшего сына Ивана Грозного) — судьбоносную для российской истории.