Найти подходящие коньки оказалось невозможно, поэтому мне приходилось надевать несколько пар носков в самые маленькие ботинки, которые маме удалось отыскать.
В первый год я посещала каток два раза в неделю, потом, через год, — уже четыре. Это было всего лишь времяпрепровождение, развлечение. Никаких особых целей я перед собой не ставила. Если бы меня не отдали в фигурное катание, я занималась бы гимнастикой или танцами. Мама не верила, что из меня получится приличная фигуристка, до тех пор пока мы с Сергеем не выиграли чемпионат мира среди юниоров — мне тогда исполнилось тринадцать.
Мама хотела, чтобы я была нормальным ребенком, и считала, что я все делаю замечательно. Я никогда не мечтала об олимпийских медалях или о поездках в другие страны, в которых побывали мои родители. Прыжки давались мне не очень хорошо. Я любила кататься на коньках — и все.
Однако у Центрального спортивного клуба армии богатая история по части воспитания чемпионов в фигурном катании, и тренеры великолепно знали, что нужно делать, чтобы подготовить ребенка к будущим победам. Мы занимались в зале три раза в неделю: выполняли специальные упражнения для брюшного пресса и ног, самые разнообразные прыжки. И еще три раза в неделю была хореография — эти уроки мне нравились. Нас учили правильно стоять, держать голову и руки — всему, что могло пригодиться потом. По периметру катка было установлено огромное зеркало, мы видели себя и старались контролировать свои движения.
Мама вспоминает, что я была очень послушным и дисциплинированным ребенком. Никому не доставляла никаких хлопот. Чтобы быть на катке в 7.00 — именно в это время нам давали лед, — мне приходилось вставать в полшестого или в шесть утра. Иногда мои родители решали, что не поведут меня на утреннюю тренировку, но я будила их со словами: «Я не могу пропустить занятия. Это моя работа».
Такой характер я унаследовала от отца. Он очень строго и требовательно обращался со мной. Впадал в ярость, если у меня были не причесаны волосы, или кофточка не заправлена в юбку, или если я забывала убрать в комнате, если я сутулилась, или на лице была грязь, или я не съедала того, что мне положили в тарелку.
В детстве я постоянно была в напряжении, когда рядом находился отец. Например, в четыре года он уже требовал от меня, чтобы я могла сказать, который час. А мама говорила: «Не волнуйся, скоро научится». Она всегда меня жалела — наверное, потому, что я была такая крошечная. Но от отца мне не приходилось ждать никаких послаблений. Когда он переступал порог моей комнаты, собираясь помочь с уроками, у меня переставала работать голова, я постоянно боялась ошибиться.