Сообразительный Генрих обмотал руку какой-то тряпкой, открыл чемодан и лихорадочно стал натягивать на себя красные полковничьи галифе.
— Бримон — это в пяти километрах северо-западнее Реймса, там был отличный аэродром, если проклятые лягушатники его не разбомбили. Китель сшит, как на меня. Буду беречь его до самой смерти. И показывать внукам!
— Да, ваше высочество, вам к лицу даже французский мундир. А вот и господа патрульные!
Впереди, метрах в пятидесяти, на крошечной, узкой улочке Моцарта поперек дороги лежала дорожка с шипами, а рядом размахивал красным фонарем военный. Тут же стояли еще четверо патрульных с ружьями.
Соколов лихо затормозил у самого заграждения, весело крикнул:
— Доброй ночи доблестному патрулю!
Пожилой лейтенант с двумя крестами на шинели приказал усталым голосом:
— Документы!
Соколов повелительно сказал:
— В машине полковник Оноре Вивьен, адъютант начальника Генштаба генерала Фердинанда Фоша. Везем секретный пакет на передовую.
Генрих, лихорадочно ощупывая карманы кителя и шинели, бросил вопросительный взгляд на Соколова, который означал единственное и жизненно важное: где?
Соколов негромко сказал:
— Китель, в левом верхнем!
Генрих поднялся на заднем сиденье, строго произнес:
— Вот мои документы, лейтенант! Но своих высших начальников вы обязаны знать в лицо.
Лейтенант извиняющимся тоном пролепетал:
— Вы, господин полковник, назвали Фоша генералом, а он не генерал.
Генрих возмущенно спросил:
— Лейтенант, вы в своем уме?
— Еще вчера в газетах напечатано: он стал маршалом…
Соколов гневно произнес:
— Это ложь газетчиков! Сегодня же доложу генералу Фердинанду Фошу, что его дискредитируют жалкие бульварные писаки.
Лейтенант взял под козырек:
— Так точно, жалкие писаки — лгуны! Их всех отправить бы на фронт.
Соколов крикнул:
— Мы их расстреляем! Быстро освободить дорогу!
Авто понеслось дальше — к аэродрому.
…Принц Генрих позже вспоминал: их останавливали три или четыре раза. Но роскошный автомобиль, уверенное поведение Соколова и полковничья форма действовали неотразимо.
(Заметим: газетное извещение о маршальстве Фоша и впрямь, как ни удивительно, оказалось преждевременным. Маршалом и верховным главнокомандующим союзными войсками он стал только на следующий год — в апреле восемнадцатого.)
* * *
Наконец выскочив из леса, они оказались перед обширным и тщательно охраняемым летным полем. Соколов увидал приземистое здание. Он сказал:
— Ваше высочество, сильно подозреваю, что это контрольно-пропускной пункт. Придется еще раз испытать свое счастье… Надеюсь, что в последний раз.