— Кто это играет?
— Старшина! — весело воскликнул Рашит.— И здорово выводит.
Соснин играл на своем любимом инструменте чудесную мелодию. Певучие, мягкие звуки унесли думы уставших солдат далеко-далеко. Матросов сравнил незнакомую мелодию с дорогим для него сейчас, но далеким звоном серебряного колокола, который будил их утрами в колонии. Рашит представил себе садик тетки в горах Урала, где каждый вечер заливался соловей. Перчаткин вспомнил тихие домашние вечера, когда семья заслушивалась «Сентиментальным вальсом» Чайковского. Саржибаеву живо представилась степь, на которой паслись огромные стада; в звуках флейты он различал родной голос, голос курая…
Николай Соснин обернулся и счастливо улыбнулся, увидев радость на лицах солдат. Он добился своей цели: солдаты на время забыли усталость, тяжесть похода.
— Рашит, а Рашит!
— Что тебе?
— Ты видел в кино товарища Сталина?
Сегодня впервые за несколько месяцев автоматчикам удалось посмотреть кинокартину. Перед фильмом демонстрировали кинохронику, в которой был снят прием товарищем Сталиным глав союзных миссий.
Рашит приподнялся на локте.
— Ты иногда задаешь странные вопросы, Сашок,— снисходительно промолвил он. — Как же это можно не видеть товарища Сталина, тоже сказал... Ты в своем уме?
Матросов смутился.
— Да я не о том хотел сказать. Тебе ничего не показалось?
— Я тебя не понимаю.
Саша вдруг с жаром произнес:
— А мне показалось, будто он похудел, постарел. Нарочно обратил внимание — голова вся седая, а ведь до войны он не таким был. Утомился, видать, а если подумать как следует, то ведь — ой как тяжело ему, Я всей душой с ним, и сейчас о нем думаю... А если написать ему, чтобы он больше спал, отдыхал, а?
Он вытащил из внутреннего кармана портрет Сталина, вырезанный из фронтовой газеты, любовно прикрепил его на глиняной стене землянки. Знакомое с раннего детства лицо вождя улыбалось. От добрых ласковых черт в блиндаже как будто стало светлее.
Но тут командир отделения Бардыбаев потушил единственную свечку и в темноте строго приказал:
— Кончай разговоры, всем спать...
Над Ломоватым бором опустилась ночь. Саша долго ворочался, хотя все уже давно заснули. Тихо храпел Сергей Гнедков, посвистывая носом, точно вторя ветру, стонал и громко разговаривал во сне Михаил Бардыбаев. Вскоре заснул и Саша, положив голову на руку Рашита, спавшего рядом.
Он проснулся в полночь, когда на его лицо упали лучи ручного фонаря. Ординарец командира роты Ефимчук увидел проснувшегося, спросил:
— Где тут Бардыбаев?
— Вон, крайний.
Ефимчук долго дергал сержанта за ногу.