Уже засыпая, Матросов услышал треск соснового полена. Вскоре костер погас.
Ранним утром Матросов сидел на берегу, слушая ропот реки, любуясь жаворонками, озорно взлетавшими ввысь за первыми лучами солнца. Его отвлек голос с противоположного берега:
— Лодку, Матросов, давай лодку!
Узнав Катеринчука, Матросов быстро переехал реку. При встрече с ним Саша чувствовал себя хорошо. Он уважал Михаила Трофимовича, спокойного, внимательного и чуткого. Сев в лодку, Катеринчук спросил:
— Ботинок теперь по ноге? Не трет?
— Нет.
Катеринчук сам сел на весла.
— Мне так редко приходится бывать на реке, хотя она и рядом, — говорил он, сильно, размеренно взмахивая веслами. Уже на берегу Михаил Трофимович спросил:
— В делах полный порядок? Происшествий нет?
— Нет, — быстро ответил Матросов.
Однако в этот же день Саше пришлось выдержать серьезное испытание. После обеда к нему прибежал Директор и зашептал на ухо:
— Здесь за нами не очень смотрят. Давай умотаем…
Предложение Директора застало Сашу врасплох. Остроносый мальчишка, показывая на буханку хлеба и фляжку, продолжал, воровато оглядываясь:
— Припасы вот. На твоей лодке и удерем. Только не надо канителить...
Саша молчал. Эти слова разбудили тревожную мысль о побеге. Она кипела, бурлила тогда, когда он был заперт за высоким забором. После перехода в поле, где он пользовался относительной свободой, эта мысль временно исчезла. Директор своим отчаянным предложением вновь разбередил ее. Саша с сомнением спросил:
— А куда же подадимся?
— Я к тете...
— А я?
Саша невольно задал этот вопрос, бессознательно подчеркнув, что ему уже не безразлична колония, постепенно становившаяся родным домом. Куда ему итти? Родных у него нет... Опять бродяжничать, дрожать от холода и сырости дождливыми ночами, голодать… Вдруг блеснула новая мысль: а что скажет Рашит?
Ведь это он заступился тогда, в кабинете начальника, а сейчас... добился того, чтобы Сашу назначили на работу сюда в поле... Бежать — значит подвести Рашита... Саша продолжал сидеть, играя гальками: подкидывая их в воздух, ловил ладонями.
— Ты что, рехнулся, что ли? — крикнул нетерпеливо Директор.
— Я не могу, понимаешь… — неуверенно произнёс наконец Саша.
— Почему? — наседал Директор.
— Почему да почему! Не могу я сейчас убежать. И не к чему спрашивать. Понимаешь, не могу я убежать… Это значит обмануть…
— Эх, ты! — укоризненно сказал Директор, вставая. — А я-то на тебя рассчитывал.
Будто только сейчас заметив в руках товарища буханку хлеба и алюминиевую фляжку, Саша угрюмо произнес:
— Буханку и фляжку положи на место. Чтобы повар не заметил.