— Тут товарищ комсорг говорил о том, что нам, комсомольцам, недостаточно отвечать только за себя, мы обязаны подтянуть всех до уровня передовых. Конечно, это верно, но трудно в наших условиях. Я сам могу дать обязательство: буду учиться отлично, а за весь класс, за бригаду отвечать не могу. Наша бригада летом потрудилась не плохо, а вот некоторые новички имели замечания...
— Называй фамилии, не трусь, говори правду! — крикнул кто-то.
— Я и не боюсь... Вот, к примеру, взять Матросова…
Саша взглянул на говорящего. Тот, прямо смотря в глаза Саше, продолжал:
— Да, из-за Матросова отряд Габдурахманова имеет столько замечаний, поэтому не может быть первым…
Ленька начал перечислять грехи Матросова, не забыл и об изгнании из цеха, говорил о случае с молотком, упомянул о перевозке... К сожалению, все эти факты были точны. Саша медленно опустил голову, он чувствовал, как горели уши, к горлу подкатывал большой комок, во рту пересохло... Он готов был выбежать из комнаты, но в это время слово попросил Габдурахманов. Он начал горячо:
— Что вы отряд упрекаете Матросовым? Разве в отряде только Матросов? Надо объективно подходить к результатам нашего труда. Мне, конечно, неудобно просить о том, чтобы присвоили нам первое место, пусть об этом говорят другие. Вспомните, какие хлеба на нашем поле, любо глядеть! И насчет Матросова только плохое говорите. Разве в нем все плохо? Я должен перед таким ответственным собранием заявить, что верно — у Саши много еще ошибок, но он уже не такой, каким пришел в отряд. За лето я не сделал ему ни одного замечания. Он на перевозе работал один, старался. Вот так, товарищи...
Выступление Рашита не получило широкого одобрения. Говорили затем Ольга Васильевна, Петр Филиппович, но, занятый своими горькими мыслями, Саша не мог сосредоточиться и не запомнил их речей. Решено было присудить первенство отряду Еремеева; только из-за Саши отряд Габдурахманова попал на второе место.
Когда председатель заявил о том, что комсомольцы должны задержаться еще на несколько минут, Саша вместе с остальными вышел. Он, стараясь быть незамеченным, поторопился в свою комнату, чтобы быть подальше от любопытных глаз товарищей и от их злых насмешек.
На дворе все лил и лил дождь. Комната Саше показалась еще постылее, осень — тягостной, судьба — немилой. Он еще раз один на один, без свидетелей, пережил весь позор. Да, он в первый раз в жизни упрекал себя за прошлые грехи и выходки, первый раз в жизни завидовал. Да, завидовал! Знаете кому? Еремееву.
Самолюбивой натуре был нанесен тяжелый удар. Саша уже не сдерживался, он пришел в отчаяние, искал выхода, спрашивал себя: что делать?