Врач громко и раскатисто засмеялся:
— Только потому, мой милый, что Швейцария не имеет моря! — И, сделав серьезное лицо, добавил: — Не хватает двух сантиметров в объеме грудной клетки до нормы.
Это решило судьбу Матросова. Сколько он ни просил председателя комиссии направить во флот, тот категорически отказался, даже рассердился:
— Вы что же хотите, чтобы я нарушил инструкцию, только бы угодить вам?
Друзей направили в пехотное училище…
…Настал канун отъезда.
— Пусть парни покажут себя перед отъездом, — предложил Сулейманов, заменивший уехавшего на фронт Катеринчука.
И ребята показали себя. Накануне отъезда на фронт устроили прощальный вечер. Ставили пьесу «Бронепоезд 14-69» Всеволода Иванова.
Перед спектаклем состоялось собрание. Дмитриев говорил о традициях колонии, о том, что колонисты всюду должны быть впереди. Ссылался на пример Петра Филипповича:
— Он добровольно пошел на фронт. Два раза тяжело ранен. Дважды награжден. У него вы учились жить здесь в колонии, у него же должны учиться и воевать.
Всем особенно понравилась речь Ольги Васильевны:
— Я помню, каким пришел в колонию Саша, — говорила она. — Я верила, что мы из него воспитаем настоящего гражданина, патриота. Мы мечтали сделать его ученым, профессором, война помешала нашим намерениям. Но это не беда, — победим врага, и почему бы тогда Саше не стать профессором?
Так же тепло она говорила о Рашите.
Саша плохо слушал, он волновался, чувствуя ответственность этих минут. Издали пристально и настойчиво следили за ним глаза Лиды.
Его пригласили на трибуну. Волнуясь, он проговорил:
— Спасибо, что доверяете мне и Рашиту, посылая на фронт. За себя скажу: выполню приказ Родины. Буду драться с врагами, пока мои руки держат оружие, пока бьется мое сердце.
В первую минуту зал молчал, все ждали длинной речи, потом дружно зааплодировали.
Спектакль играли не особенно мастерски, но зато искренне. Матросов носился по сцене, готовя крестьян к восстанию. Встав на табуретку, он кричал:
— Ну, вали, мужики! Хватай, беднота, все крепости на земле!
Рашита, исполнявшего роль убитого в бою Пеклеванова, несли на руках, как знамя. Громко играл оркестр, пели малыши: «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»
Когда Саша выбежал из клуба, на его глазах стояли слезы. Шел, не думая, куда идет. Увидев перед собой старый дуб, он резко повернул к воротам.
— Саша! Ты куда?
Перед ним стояла Лида. Саша замялся — они не разговаривали с тех пор, как поссорились на берегу. Он повернулся, чтобы уйти. Угадав его намерение, Лида схватила его за руку, тихо прошептала:
— Нет, я нисколько не виновата перед тобой!