– У меня до сих пор стоит перед глазами… – тихо сказал он, – ее смерть.
У меня тоже: слепящие брызги крови, боль и ужас в ее глазах.
– Но ведь так не всегда будет, – вырвалось у меня. – Она ведь невинная девочка. А ты будешь сражаться с мужами, с воинами, которые убьют тебя, если ты не нападешь первым.
Он обернулся ко мне, вперился в меня взглядом.
– Но ты ведь не станешь сражаться, даже если на тебя нападут. Тебе это не по душе. – В устах любого другого человека это было бы оскорблением.
– Потому что я не воин, – ответил я.
– А мне кажется, дело не только в этом, – сказал он.
Глаза у него были коричневато-зелеными, лесными, и золотые искры в них были видны даже в сумерках.
– Может, и нет, – наконец сказал я.
– Но ты меня простишь?
Я взял его за руку:
– Мне не нужно тебя прощать. Ты не можешь ничем меня оскорбить.
Слова порывистые, но сказанные убежденно, от всего сердца.
Он бросил взгляд на наши сплетенные пальцы. Вдруг он резко выдернул руку, и она промелькнула где-то рядом со мной так быстро, что я не успел даже повернуть голову. Ахилл встал, в кулаке у него болталось что-то дряблое и длинное, похожее на мокрую веревку. Я глядел и ничего не понимал.
– Ὕδρος, – сказал Ахилл.
Водяная змея. Она была буровато-серого цвета, плоская голова скручена набок. Тело еще вяло подергивалось в предсмертных судорогах.
Слабость так и нахлынула на меня. Хирон ведь велел нам затвердить их расцветки и места обитания. Буро-серые, водятся у воды. Легко разозлить. Укус смертелен.
– Я даже ее не заметил, – наконец выдавил я.
Ахилл отшвырнул тупоносый бурый трупик в тростники. Он свернул змее шею.
– Тебе и не надо было, – сказал он. – Ее заметил я.
После этого с ним стало легче, он больше не расхаживал по палубе, не смотрел в одну точку. Но я знал, что смерть Ифигении по-прежнему тяготит его. Она тяготила нас обоих. Теперь он всюду носил с собой копье. Подбрасывал его и ловил, снова и снова.
Медленно, беспорядочно наши корабли вновь собирались вместе. Одни двинулись в обход, взяв курс на юг, через остров Лесбос. Другие, избрав самый прямой путь, уже дожидались нас возле Сигея, к северо-западу от Трои. Но многие, как и мы, плыли вдоль фракийского побережья. Подле Тенедоса, острова, лежавшего неподалеку от широких берегов Трои, мы вновь сбились воедино. От одного корабля к другому криками передавали план Агамемнона: цари выстроятся на передовой, развернув за собой свои войска. Перестраивание обернулось хаосом: три столкновения, на каждом весле – зазубрины.
Наконец мы построились: слева от нас был Диомед, справа – Мерион. Загрохотали барабаны, и корабли – гребок за гребком – рванулись вперед. Агамемнон велел плыть медленно, держать ряды и двигаться единым строем. Но наши цари еще плохо умели слушаться чужих приказов, каждому хотелось прославиться тем, что именно он первым достиг Трои. Они подстегивали гребцов, с которых уже ручьями лил пот.