Мэгги ни разу прежде не слышала, чтобы мама так говорила – чтобы она вообще употребляла применительно к себе или близким слова, обозначающие победу или поражение. Не была она склонна и к самокритике. Мэгги инстинктивно захотелось защитить мать, но как защитить ее от нее самой? Такая красивая, мудрая и изворотливая женщина, как Франсин, – само совершенство! – думает, что никогда не выигрывает? Как это ее характеризует? И как это характеризует Мэгги, с детства пытавшуюся подражать матери?
Эти вопросы до сих пор не давали ей покоя.
Но где же часы? Ни в полупустой шкатулке для драгоценностей, ни под родительской кроватью, ни среди рассыпанных по письменному столу ручек и морских раковин их не оказалось. Мэгги все рыскала по дому, но безрезультатно. Наконец ей пришло в голову заглянуть в какой-нибудь неожиданный уголок – последнее место, где могли бы оказаться часы. Но таких в огромном доме было слишком много. Он целиком состоял из «последних» мест.
Мэгги спустилась в подвал – первое «последнее» место. Среди примятых кресел-мешков, потемневших ножек столика для пинг-понга и за гребным тренажером, притащенным Артуром с помойки возле школы Мэгги, часов не оказалось. Как и в постирочной, которую до сих пор не отремонтировали (за стиральной машинкой чернело пятно во всю стену). Часов не было ни в третьем, ни в четвертом «последнем» месте.
Пятым местом Мэгги назначила столовую. Роясь в красивом буфете и перебирая фамильное серебро, она вдруг вспорола палец столовым ножом с монограммой на ручке. От боли она резко развернулась на месте и увидела на стене перед собой отцовское послание.
11
Пока Артур жил в Зимбабве, Франсин разработала план потакания своим прихотям. Некому было считать каждый потраченный цент, скрупулезно записывать все доходы и расходы, устраивать ей скупердяйские допросы («Я только из душа: у нас два мыла. Ты купила новое? Мало одного, что ли?»), и Франсин устроила себе небольшую передышку от режима строгой экономии. Она ходила в кино, купила себе пуховик, посетила музей изобразительных искусств и принесла из сувенирной лавки глянцевую репродукцию картины Томаса Гарта Бентона. Вставила ее в рамку и повесила в гостиной над новым стильным креслом, также купленным в отсутствие Артура. Словом, не слишком-то и потратилась. Но Артур, чей гений заключался в умении навязывать свою волю близким, оказался начисто лишен потребительского инстинкта, придававшего осмысленность американской жизни. На свете было очень мало вещей, которые он не считал непозволительной роскошью.