— Болит? — сухо спросил он.
— Нет.
— Ну ладно, — сказал Драг. Он не хотел показаться совсем уж невнимательным к новичку, но все же он был первым учеником курса, и его серьезность и авторитет никак не позволяли ему разговаривать с ним по дороге.
Врач-полковник, перевязав запястье, надел Медве на шею черную перевязь, чтобы он мог держать на ней руку. Так, с рукой на перевязи, Медве, казалось, немного успокоился. Вроде как перестал нервничать. Фехтмейстер посадил его на лавочку, и оттуда он смотрел оставшиеся до конца урока две минуты, как мы заканчиваем упражнения с гранатами. Но причина его неловкости осталась для меня загадкой, и честно говоря, я не сочувствовал ему. Фехтмейстер тоже опростоволосился с ним, ведь он вызвал нас вторично брать препятствие только потому, что заметил, с какой обезьяньей ловкостью Медве перемахнул через стенку в первый раз.
А после обеда Медве снова дал маху из-за своей рассеянности. Мы должны были писать обязательное письмо домой, и с нами в классе был давешний белокурый старший лейтенант. Шульце он послал в класс «Б». Старшего лейтенанта звали Марцелл. Он принес с собой стопку тетрадей и, пока мы валандались с письмами, проверял наши контрольные. Кто заканчивал, подходил и клал свое письмо на край кафедры перед ним. Я кусал конец своей ручки, когда Марцелл вдруг поднял голову.
— Габор Медве, — сказал он, вертя в руках один из конвертов.
Медве поднялся: «Я!» И потом вышел к кафедре.
— Почему вы запечатали конверт?
Медве не отвечал.
— Я ведь ясно сказал, что не надо запечатывать. В следующий раз будьте внимательней, — сказал старший лейтенант. Он вскрыл конверт и погрузился в чтение. Прочитал все письмо до конца и порвал. Взглянул на новичка. — Пишите, пожалуйста, новое, — холодно произнес он. — Не надо писать, что вы тут больше не можете. И не запечатывайте конверт.
Поскольку Медве не двинулся с места, он прибавил:
— Если вам почему-то нехорошо или вы имеете жалобы, обращайтесь к нам. Не стоит напрасно тревожить этим свою маму.
Затем он снова склонился над тетрадями. Он был приписан к нашему курсу и одновременно ведал цензурой писем. Габор Медве так и прирос к полу перед кафедрой. Немного погодя старший лейтенант поднял голову и увидел, что Габор все еще стоит перед ним. Он тихо велел ему идти на свое место и написать новое письмо.
— Но тогда, господин старший лейтенант, — заговорил Медве запинаясь, — я не знаю, что мне писать…
— Ну-ну, мой мальчик, — покачал головой старший лейтенант Марцелл, уже теряя свое немалое терпение. — Напишите, что вы здоровы, что питание хорошее, что получили пятерку за первую контрольную по венгерскому языку… что еще не совсем свыклись со здешней дисциплиной или что там еще, но надеетесь вскоре стать таким же отличным солдатом, как и все остальные. Ведь вы здесь всего три дня.