— Какие бобры?! — я никак не мог представить ни бобра, ни сазана, которые взобрались на крышу и гоняют голубей шестами.
— Такие! Не говорю за учителей, инженеров и лепил всяких. Но каржатничали и юристы, профессора, даже второй секретарь обкома партии, сука. Голубь — птица прожорливая, её содержать — лавэ нужны. За пару турманов (какие в воздухе кувыркаются) три зарплаты выкладывали! Народ экономил на еде, на барахле, чтоб купить какого-нибудь "бакинца". А нам, огольцам откуда бабло взять? Работать приходилось. Да на каком заводе? Там зарплаты — две тарани и хер бараний. Значит, иди по карманам щипать, ларьки подламывать, пузатиков штопорить.
— Вот до чего любовь доводит, — съязвил я.
— На этой любови хорошую таньгу поднимали. Были, скажем, спецы, натаскивали сизарей. Продадут такого на птичьем рынке — а он через время чужую стаю хозяину от покупателя приводит. Ловушки ставили во дворах, кормом приманивали дутышей, краснопёрых, монахов. Много способов… Бабки крутились приличные.
— Ну, сейчас это ушло, — заметил я.
— С какого перепугу? Даже на зонах лет двадцать назад арестантам разрешили голубятни строить. Опера, правда, против были: мол, наладят зэки нелегальное общение с волей. А потом мобилы появились, тут уже не до голубей.
— То на зоне. А во дворах я что-то голубятен не видел.
— Плохо смотрел. Есть ещё места. Меня как-то "свояк" (вор, в смысле) пригласил — так, для консультации по одному вопросу. Ну, неважно. Важно, что у него голубятня — за дворец сканает! Даже сигнализация стоит. Показал своих красавцев. За пару "гоночных" пятьдесят штук отдал! Я чуть мозгами не ляпнулся: в натуре, что ли, пятьдесят тысяч рубликов? Он хохочет: ты чё, братан, попутался? Каких рубликов? Евриков! Во какой нынче каржатник попёр.
— Странное слово, — заметил я.
— Чего странного? — удивился Юша. — Совсем ты одичал в своём университете. Карга — это ворона, с басурманского языка. На бабусь древних часто говорят — старая ты карга. А каржонок — воронёнок. Стало быть, каржата — кто? Воронята.
— А голуби при чём? Каржатники тогда должны ворон гонять.
— Может, когда и гоняли. Мы вот в школе учили про разных Митрофанушек и этого, из "Капитанской дочки"… Петруша, он ещё заячий тулупчик Пугачёву подарил. Эти барчуки тоже любили каржатничать. Я ещё читал и дивился: гляди, прямо как мы! Вот мамани ихние и ругались: опять мой дурень ворон гоняет!
— Ворона — птица вредная, — заметил я. — Их даже в Кремле гоняют.
— Видать, не одному тебе птахи на голову серут! — радости шкипера не было предела.
— Не только поэтому, — сбил я градус. — Там вокруг полно храмов. Купола сусальным золотом покрыты, а вороны от блеска просто дуреют. Долбят церковные маковки, золочёную шелуху по ветру пускают. Да ещё с куполов катаются, как с горки.