– Молодой, горячий! Расстреляли бы, как котенка!
– Я не заходил, стоял у штаба 52-й, оттуда вышел корпусной комиссар Диброва из 59-й и приказал войти на совещание.
– Услать бы тебя куда-нибудь! Если пойдет что-то не так, из тебя козла отпущения сделают! Ложись в госпиталь!
– Не поможет, товарищ генерал! Я лучше в роте.
– Что у тебя плечо-то кровит?
– Трясет по дороге, а кожа тонкая, рвется.
– Ладно, езжай к себе, не будем больше дергать. Все внимание правому флангу и плацдарму!
Дурацкая ситуация: вроде бы сделал все правильно, но меня фактически отстранили от работы – сиди в роте и лечись. Ходить и вправду больно, ездить – тоже тяжело. В роте почти никого нет, все в разных местах, работают, а я на связи. Веду бумажки, собираю отчеты, передаю сведения туда-сюда, принимаю пополнение. Новый год хотя бы провели без осложнений. С плацдарма приехал Костя Любимов, рассказал о том, что творится под Чудово.
– Как там немцы?
– Сидят тихонечко. В трех местах сделали еще НП, я их нанес на карту и передал в 54-ю. Возьмите себе тоже, товарищ капитан.
– А вот у Полисти они зашевелились… Вчера взорвали еще четыре котлована под дзоты. Ночью ведут какие-то работы, днем тихо.
Пятого ударил Северо-Западный фронт. Седьмого наблюдатели доложили о проходе в сторону Новгорода двух больших колонн автомашин, часть из которых тащила пушки. Я доложил Евстигнееву.
Попросил разрешения вечером выехать в район плацдарма.
– Неймется? Ну, хорошо, разрешаю!
Наступление назначено на четыре утра 8 января. От Дубцов дорога оказалась забитой техникой и войсками, в Мелехово оставил машину, дальше на лыжах. Идем ввосьмером, прижимаясь к кромке леса, примерно в трех километрах отсюда – немцы. К 02:30 добрались на плацдарм через Грузино. Только что на нейтралку пошли саперы. Группа Любимова уже на местах, я нашел только радиста группы. Сам с тремя бойцами занял позицию в развалинах завода. Радист шепотом дает целеуказания. Я знаками отвечаю, что вижу или не вижу цели. Пока у немцев тихо: равномерно пускают ракеты, иногда тарахтят пулеметы. Составляю карточку огня, расставляя веточки-ориентиры. Кто-то постучал по валенку, я отмахнулся: не мешай! Повторили постукивание. Пришлось оставить наблюдение и повернуться. Здесь Федюнинский и Соколов. Я пальцем показал, что «Тихо! Мешаете! Потом». Отстали. По шорохам понимаю, что они пристроились левее и тоже наблюдают. Командармы на передке! Совсем не дело. Начали возвращаться саперы. Сзади возник легкий шум: разбирают бревна. До начала семь минут. Я держу на прицеле пулеметчика. Далековато, правда. Ровно в четыре прозвучало шесть выстрелов залпом из бронебоек. «Моего» пулеметчика закрыло разрывом 20-мм снаряда, зато чуть левее ожил другой пулемет. Послал туда три пули – заткнулся, пошли саперы с бревнами, а за спиной раздался громкий вой моторов и лязганье гусениц. В этот момент ударила артиллерия. На довольно узком участке встали столбы разрывов. Ожил дзот слева, но по нему ударили из бронебоек. Мимо бегут саперы с бревнами: настилают ледовую переправу. Немцы пока не отвечают: все их батареи находятся под обстрелом. Слева заговорила еще одна наша батарея, но куда она бьет, мне не видно. Мимо пошли танки, артиллерия перенесла огонь влево и вправо. Теперь максимальное внимание. Открыл огонь по появившимся целям, рядом ведут огонь многие снайперы, поэтому кто и по кому бьет, совсем непонятно, но голова колонны уже на другом берегу. На танках десант, каждый танк тащит за собой волокуши. Пошли лыжные батальоны, где-то за береговой чертой начался сильный бой. Я встал и подошел к тому месту, где устроились Федюнинский и Соколов.